Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
*замок
** часовня
*** Корсиканский союз швейников
19
— Я его не убивал.
Фраза с каждым днём всё более теряла смысл, и иногда Стефано замечал, что сам перестаёт верить в неё.
В первые дни ему казалось, что он попал в страшный сон — в сон, который правдой быть не мог.
Три дня его допрашивали без особого рвения — не забывая, впрочем, отвесить дубинкой удар по почкам, прежде чем отвести в камеру.
— Суки… — только и мог шипеть
Позиция офицеров, однако, была проста: его застали над трупом напарника — и никаких других доказательств не требовалось.
Первые три дня Стефано верил, что это недоразумение быстро разрешится: в конце концов, он и сам был коп.
Однако когда через несколько дней его перевели в другое отделение — отходив попутно дубинками до кровавых соплей просто за то, что он недостаточно быстро шёл — Стефано стал пробирать холодок. Он лежал на полу служебного фургончика, не в состоянии шевельнуться, так чтобы не задеть ни одну повреждённую часть тела, и думал о том, что, во-первых, не знает, куда его везут. Во-вторых, абсолютно некому вспомнить, что домой он не пришёл.
Два человека, которые хоть как-то могли заинтересоваться его исчезновением, были Джессика и Габино — и оба теперь оказались мертвы.
На работе тоже некому было вспомнить о нём — шеф наверняка лишь воспользовался бы возможностью, чтобы списать его со счетов.
Фургончик тем временем перестало трясти, и он остановился у дверей какого-то полицейского управления. Стефано напрягся, мысленно приготовившись к тому, что сейчас его снова будут бить — и не ошибся. Двое копов пинками выкатили его наружу, так что Стефано едва успел улучить момент, чтобы подняться на ноги — иначе они, должно быть, так и катили бы его, как футбольный мяч, до самого конца.
— Суки! — выдохнул он и тут же получил в ответ чувствительный удар под колени.
Ругаться, очевидно, не стоило — было абсолютно непонятно, как далеко его конвоиры готовы зайти.
Ответ на этот вопрос Стефано получил довольно скоро — когда его с рук на руки передали местным офицерам.
Первым делом его запихнули в камеру, по щиколотку залитую водой. Стефано был не в силах ругаться после предыдущих бурных дней и ночей, и потому просто лежал на боку, дожидаясь, пока боль в ноющем теле немного схлынет. Думать он тоже почти что не мог, и потому мысль о том, правильно ли он сделал, когда сдался властям, в голову ему прийти не могла.
В маленькое окошко, выходившее на океан, проглядывал лучик солнечного света. По другую сторону шелестело, накатывая на стены участка, море.
Боль медленно сменялась окоченением. В той стороне, где виднелась решётка, находился небольшой кусочек просохшего пола, и если бы Стефано мог об этом думать, то наверняка решил бы, что какой-то идиот просто не смог построить здание под прямым углом.
Он всё смотрел и смотрел на этот кусочек, но сдвинуться с места не мог.
«Дерьмовая смерть», — промелькнуло в голове. Солнце скрылось
Только когда стемнело окончательно, лязгнула железная дверь, и, подняв глаза, Стефано разглядел чёрный силуэт офицера в проёме.
— Подъём.
Подняться Стефано не мог — или думал, что не мог. Несколько тычков под рёбра, впрочем, изменили его мнение, и, слегка пошатываясь, придерживаясь за стену рукой, он всё-таки встал.
— На допрос.
Допрос на самом деле мало отличался от стандартных допросов, которые Стефано не раз проводил сам.
Ему светили в глаза, перед которыми и так всё плыло, и требовали ответа на простой вопрос:
— Ты убил Габино Рамиреза?
Ответ «нет» не принимался, а другого Стефано дать не мог.
Наконец его взяли за подбородок, запрокидывая голову назад. Стул качнулся, балансируя на одной ножке:
— Пойми, сицилиец, — проникновенно произнёс офицер, — нам всё равно — сдохнешь ты или нет. Заключённые часто умирают здесь.
— Мне… — Стефано закашлялся, с неудовольствием понимая, что ко всему прочему ещё и простудился, — мне нужен адвокат.
Брови офицера поползли вверх, и на лице его отразилась насмешка.
— Адвока-а-ат… — протянул он, — очень хорошо.
Стефано рванули вверх, так что он едва не рухнул на пол, и, пнув под зад, заставили шагнуть к двери.
После недолгого прохода по коридорам — который, впрочем, самому Стефано показался вечностью, его снова затолкали в камеру. Стефано не удержался на ногах и рухнул на пол. Какое-то время стены, ножки скамеек и чьи-то ноги плясали перед глазами, а затем чей-то сапог перевернул Стефано на спину, и новый голос с удивлением произнёс:
— Ух ты… Смотри ж ты, коп!
Тихий гул, похожий на завывание проголодавшихся гиен, окружил Стефано со всех сторон, а затем ботинок снова ткнулся ему под ребро.
Стефано застонал — больше от безысходности, чем от боли, которая постепенно становилась привычной.
Удар за ударом сыпались на него. Чьи-то ботинки норовили попасть по яйцам, и когда Стефано уже решил было, что сейчас отправится в темноту, чьи-то руки потянули его за волосы, и он увидел прямо перед собой одутловатое мексиканское лицо.
В следующий момент на щеке расцвёл плевок, и Стефано чуть не вывернуло — в последнюю секунду он подавился содержимым собственного желудка, и ничего не произошло.
— А может, того, оприходуем его? — предложил голос из темноты.
Державший Стефано за волосы гоготнул, и ещё несколько мексиканцев сгрудились вокруг.
Какое-то время, казалось, они всерьёз обдумывали это предложение, а затем один — видимо, самый старший — коротко произнёс:
— Нет. Потом.
Собравшиеся кругом заключённые стали расступаться, что-то недовольно бурча, и Стефано остался лежать на полу — уже не в состоянии оценить, как ему повезло.
Дни тянулись за днями, блоки сменяли один другой.