Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
Джеффри той ночью, однако же, был очень заинтересован и сразу согласился поехать на дом к одному из трёх, чтобы, как выразился бандит, «посмотреть товар и столковаться о цене». На квартире, куда привезли журналиста, ему насильно ввели наркотики. Потом их вводили регулярно после каждой серии допросов и пыток.
Всего Конуэлла продержали на квартире чуть более суток — что от него требовалось узнать, Джеффри не знал или не хотел говорить. Затем журналисту ввели очередную порцию наркотика, спеленали простынёй и, утрамбовав уже бесчувственное к тому времени тело в багажник,
Габино, впрочем, тут же оттащил его, и пока допрашиваемого уводили обратно в камеру, принялся составлять отчёт.
— Ты был прав, — сказал он, когда Стефано достаточно успокоился, чтобы вести разговор, — это убийство. Но теперь-то уж мы посадим всех троих и закроем дело с чистой душой.
Стефано тогда непонимающе посмотрел на него.
— Это всего лишь мелкие сошки, — растерянно сказал он, — нам даже мотив не удалось толком узнать.
— Он же тебе сказал, — Габино поставил подпись на отчёте и протянул его Стефано, чтобы расписался и он, — всё дело в статейке, которую этот журналюшка накатал накануне — мол, грёбаные итальянцы захватили весь Альбион. Парни просто решили предупредить тех, кто работал с ним в команде, что такие статьи нельзя публиковать.
Стефано взял в руки отчёт и пробежал по нему глазами. Затем отложил в сторону и подхватил со стола ключи от машины.
— Всё дело в этой «Джардино ди Агруми».
— Чёрт бы тебя побрал, Бинзотти, они просто продают апельсиновый сок! Кто станет убивать человека за стакан сока?
— Вот это я и собираюсь узнать.
Узнать Стефано ничего так и не смог — двери «Джардино ди Агруми» были плотно закрыты для него. Но надежды он не терял — в конце концов, кроме архивов самой фирмы, были архивы её поставщиков — и архивы тех, кто покупал у неё сок.
Последние Стефано удалось увидеть собственными глазами — но единственным, что было возможно из них понять, было то, что «выход» сока был крайне невелик — как будто на один стакан «Джардино ди Агруми» тратила килограмм апельсинов — что, впрочем, незаконным назвать было нельзя. Лимоны же, поступавшие на заводы «Джардино ди Лимони», уходили, кажется, вообще в никуда — впрочем, и это был не криминал.
Стефано почти удалось выбить разрешение на обыск, когда дома его застал звонок Таскони, лучше всего остального подтвердивший, что корсиканцы замешаны в этом деле и продолжают следить за тем, как оно идёт.
Мысль о том, что Таскони просто пытается утолить личную жажду мести, конечно, тоже пришла Стефано в голову — но для человека, который хотел отомстить, корсиканец вёл себя не слишком логично: в самом деле, проще всего было Стефано просто убить. Таскони мог похитить его, как сделал это с Джессикой, или придумать что-нибудь ещё. Советовать ему уехать из города Таскони мог только в том случае, если дело было достаточно серьёзным, и за этим решением стоял не он один.
В голове Стефано мелькнула мысль о том, чтобы заглянуть в участок и ещё раз полистать досье
Однако время уже перевалило за девятый час, и Стефано слишком устал. Вместо того, чтобы двигаться к участку, он завернул в бар и, попросив у официантки двойной скотч, устроился в самом тёмном углу. Стефано сидел в полумраке, потягивая его и рассеянно слушал, как певичка с круглыми бёдрами в длинном красном платье, не скрывавшем её форм, выводит скрипучим голосом пошленькие куплеты про любовь.
— Вот ты где, — широкие плечи заслонили ненадолго обзор, а когда глаза Стефано попривыкли к подступившей темноте, он увидел Габино, опускающегося на стул.
— Привет, — Стефано покрутил в пальцах стакан. Он не очень-то хотел видеть Габино, но ещё меньше хотел оставаться один.
— Слушай, я хотел с тобой поговорить.
— Надеюсь, не о делах?
Габино, казалось, задумался.
— А ты можешь думать не о делах? — поинтересовался он.
— Ну, например, перед тем, как ты появился, я думал, как хорошо было бы засадить этой птичке между ног.
Габино обернулся на певичку и усмехнулся.
— Что-то не очень верится, — произнёс он.
— Почему же вдруг? — Стефано поднял бровь.
— За всё время, что ты работаешь у нас, ни разу не видел тебя с девушкой.
— Думаешь, всё это время мечтал засадить тебе? — поинтересовался Стефано и поднёс стакан к губам.
Габино хохотнул — немножко нервно, как показалось Стефано, но в рамках того, что можно было ожидать, когда твой напарник сообщает тебе, что собирается вставить в тебя член.
— Всё может быть, — уклончиво произнёс Габино, — но то, что эта певичка не в твоём вкусе — факт.
— Так расскажи мне про мой вкус?
Появившаяся рядом со столиком официантка ненадолго прервала разговор. Габино тоже заказал скотч и дождавшись, пока стакан появится на столе, принялся отвечать на вопрос.
— Ну… — предположил он, — я думаю, вкус у тебя странноват. И дело даже не в том, что ты предпочитаешь мужиков.
— Вот как?
— Да. Если бы ты был по мальчикам, типа тех, что шастают по улицам в красных балахонах и поют «Santa vento» в соборах по вечерам — я бы мог это понять. Но ты, кажется, предпочитаешь… — Габино замолк, подбирая слова, — ты предпочитаешь играть с огнём, — наконец серьёзно закончил он.
Стефано не стал отвечать. Лекция о морали и нравственности от Габино абсолютно определённо не была ему нужна. Он снова повернулся к певичке и, поймав на себе её хитрый, как у лисички, взгляд, подмигнул.
— Я предпочитаю скотч, — после долгой паузы, когда перестрелка глазами была закончена, продолжил Стефано, — это лучший любовник на одну ночь.
— Это точно, — согласился Габино и сделал глоток.
Они поговорили ещё — обо всякой ерунде. О том, как тяжело стало пробиваться сквозь пробки по утрам, о том, как много стало в городе машин — и о том, как тихо было в Сартене десять лет назад.