Что предназначено тебе… Книга вторая
Шрифт:
Рука Доминико сдавила член Стефано и резкими рваными рывками принялась ласкать.
Стефано тяжело дышал, сердце билось где-то в ушах.
Губы Доминико коснулись его плеча в растянувшемся вырезе футболке. Стефано чуть повернул голову, рассчитывая на поцелуй — и тут же получил его — жадный и долгий.
А потом всё закончилось в один миг. Сперма Доминико выстрелила внутри него, и Стефано, лишившись поддержки удерживавших его рук, осел на пол. Он не заметил, когда успел кончить сам.
Кровь по-прежнему шумела в ушах, и как в тумане Стефано видел, как Доминико двигается к дверям. Снова мелькнул свет, и дверь закрылась у него за спиной.
Некоторое время потребовалось ему, чтобы прийти в себя настолько, чтобы заметить: дверь после выхода
У двери из подвала он остановился — как бы ни толкал его бежать со всех ног адреналин, коп в его голове был убежден, что человек в пижаме только привлечет излишнее внимание на улице. Осторожно выглянув за дверь, Стефано поискал взглядом, есть ли кто-нибудь еще поблизости — но никого не было. Он поднялся по лестнице, соображая, где может найти хоть какую-то одежду, и решил, что комната охраны вполне сможет сойти за такое место. Раз оба охранника сейчас лежали внизу, то вряд ли им могли понадобиться в этот момент их плащи.
В маленькой комнатушке на столе валялись карты, в углу на вешалке висели плащ и куртки, под вешалкой валялись чьи-то ботинки. Плащ был немного великоват, зато ботинки оказались вполне хороши. Он прихватил ещё и солнечные очки, лежавшие на полке, чтобы прикрыть синяки.
Соседняя дверь вела в прачечную — там Стефано разжился не самым чистым свитером и штанами с пятном от кофе — но он понимал, что сейчас ругаться с прислугой не время, придется походить в не слишком чистой одежде.
Кое-как натянув все это на себя, он подхватил мешок с мусором, в котором спрятал плащ, и пошел к двери. Камеры запечатлели рабочего кухни, выбрасывающего мусор — правда, рабочий был в очках, но никто не запрещает выкидывать отходы в модном аксессуаре. Завернув за угол, рабочий пошел к контейнерам, но, оказавшись вне радиуса просмотра камер, вынул плащ, надел его и ушел вверх по улице. Так и сказали охранники впоследствии капо Таскони.
* подонок
15
Выйдя с задней улицы у дома Доминико, Стефано первым делом проверил карманы плаща. В фильмах, идущих в салонах Манахаты, герои часто надевали чужие вещи по разным поводам — и всегда находили там если не ключ от банковского сейфа или древний артефакт, то крупная сумма денег была им обеспечена. Стефано тоже нашел деньги — мелочью собралось чуть меньше двух шиллингов, кроме них он стал обладателем рекламного флайера стриптиз-клуба и грязного носового платка. Он сомневался, что флайер или платок могут послужить пропуском на корабль — а что надо уносить ноги отсюда, он понимал очень хорошо. Денег же могло хватить добраться до порта и выпить кофе в зале отлета. Ему отчаянно были нужны деньги и документы. И он знал, где может их найти.
Любой не самый дорогой отель мог ему предложить на выбор тех, кто горит желанием расстаться и с тем, и с другим — подвыпившие туристы из других стран всегда пользовались повышенным вниманием мошенников и воров. Все свое они обычно носили с собой. А полиция Манахаты вряд ли работала лучше корсиканских коллег в этом вопросе — в этом Стефано был абсолютно убежден. Опрос, заявление,
Добравшись до туристического района, Стефано запахнул плащ получше, чтобы скрыть немного странную одежду на себе, и повернул к бару, который с началом вечера уже заполнялся людьми. До вступления сухого закона в силу оставалось чуть больше недели, и народ стремился вкусить плод, который скоро ему запретят.
Оглядев присутствующих и увидев минимум две уже хорошо загрузившиеся виски компании, говоривших с альбионским акцентом, Стефано нашел среди них человека, хоть как-то похожего на него цветом волос и возрастом — и отправился ждать к туалету. Через минут двадцать он понял, что не ошибся — его «двойник», покачиваясь и смеясь неизвестной шутке, направился как раз туда. Стефано встал и пошел за ним, в дверях слегка ударив по ногам туриста. Тот споткнулся, Стефано, извиняясь, подхватил его, помог устоять на ногах, подержал дверь и едва ли не помог зайти в кабинку. Парень отправился заниматься своими делами, а Стефано покинул бар. На улице он открыл бумажник, оказавшийся в кармане его плаща. Звали его теперь Арчибалд Койен, тридцати лет, уроженец Альбиона, в бумажнике был билет до туда и пара сотен фунтов. Оставалось всего-то сменить билет и сесть на корабль — и Стефано незамедлительно отправился в порт, на ходу репетируя рассказ о внезапно заболевшем дедушке, жившем на пенсии на Корсике.
Когда Стефано Бинзотти добрался до Палермо, город встретил его лихорадочным волнением и удушающим маревом пустынного зноя. Жители были взбудоражены слухами о скором приезде Изабель Аргайл. Он ещё не знал, что город находится на пороге одного из тех кризисов, разрешить которые может только война.
Впрочем, Стефано об этом приезде знал заранее — и приехал сюда в непосредственном расчете на него.
Едва покинув космопорт Промонторио ди Сперанца, Стефано костным мозгом ощутил зачатки умопомешательства, которое обступало дома и улицы со всех сторон. Один только этот космопорт, срока жизни которому был едва ли год, стоявший на узкой полосе между скалами и линией морского прибоя, выглядел характерной чертой того, как жил и строился этот город, одолеваемый алчностью и отсутствием страха перед смертью. Любой — даже самый устойчивый — звездолёт при его приближении к земле качало как корабль в бурных волнах сицилийского моря.
Ещё не до конца восстановив самообладание после посадки, которая, как ему казалось, только по высшей воле Ветров не превратилась в приводнение, Стефано разглядел в конце взлётной полосы сооружения со стеклянными окнами, благодаря которым космопорт и носил гордое имя межпланетарного. Сойдя с ферибота, он утонул в ощущениях, казалось, повернувших время вспять: в самом воздухе витали ароматы родной земли. Пока Стефано пробивался сквозь толпы пассажиров, получавших багаж, жара немного спала — тусклые лучи вечернего солнца уже не согревали, но лишь окрашивали стёкла и мостовые розоватыми отсветами и напоминали о едва отступившем палящем зное сицилийского дня. Город изменился — и в то же время остался таким же, каким был десять лет назад.
Порою город этот называли воротами, которые были открыты для всех, пропускали всех и не выпускали никого. Здесь шуршали длинные одеяния кочевников. Собирали милостыню иммигранты с севера. Приезжали покупать краденые, но такие редкие ценности со Старой Земли богатые альбионцы. Каждый из ступавших сюда оставлял в городе свой след — и потому напыщенные барочные арки мешались здесь с остатками ромейских колонн, золочёные минареты властителей Ветров перемежались спиральными храмами новых церквей, и над всем этим архитектурным попурри возвышались высотки новостроек, предназначенные не для всех. Некоторые из них вздымались прямо из разбитых мостовых, напротив заброшенных трущоб, испещрённых тысячами надписей, и полуразвалившихся построек первых колонистов, оставшихся после бомбёжек гражданской войны.