Что предназначено тебе… Книга вторая

Соот'Хэссе Нэйса

Один из таких новых муравейников и стоял напротив окон деревянного домика с провалившейся крышей, где обосновался Стефано на эти несколько недель.

Поскольку «телеграф», охвативший все подразделения структуры корсиканских семей, как он догадывался, уже разнес весть о его побеге с Манахаты, Стефано Бинзотти, прибыв в Палермо, пришлось придерживаться некоторых правил, призванных обеспечить его безопасность.

Он знал к тому же, что для человека Таскони, которого теперь ищут и Ндрангета, и органы правосудия, лучше Палермо ему не найти: во время

войны между семьями количество объявленных в розыск членов группировок, спокойно гуляющих по бульварам и проспектам, было не сосчитать. Для спокойного существования в Палермо на положении нелегала надо было всего лишь соблюдать пару-тройку простых условий: не задерживаться надолго в одной квартире, обладать фальшивыми, но надёжными документами, а главное — быть особенно осторожным при передвижении по улицам.

Стефано Бинзотти принял решение свернуть количество своих перемещений до санитарного минимума, и главное — не ходить пешком. Он знал, что если возникнет необходимость выбраться из дома, лучшей возможностью для этого будет время в промежутке от тринадцати до шестнадцати пополудни. Как бывший сотрудник полицейского департамента он был в курсе, что сразу после двенадцати — и до раннего вечера — вероятность увидеть на улицах города слуг правопорядка близилась к нулю: после полудня все предавались сладкой дреме.

Приняв все это во внимание, Стефано смог повидаться с несколькими давними друзьями: большая часть из них, как и он теперь, находилась вне закона.

Когда Стефано покидал этот город, отправляясь в колонию, Палермо занимал семьдесят девятое место среди корсиканских провинций по объёму промышленной продукции, теперь же, когда город стали восстанавливать после войны, для него наступил своего рода золотой век.

Впрочем, это не меняло того, что, как и в довоенные годы, Палермо оставался одним из самых дорогих и самых небезопасных для жизни городов в Содружестве.

Семьи этого города, как узнал Стефано в первые же дни, почти что полностью игнорировали Капитул.

— Мы были столицей до того, как Сартен построил свой первым дом! — говорил один из товарищей Стефано по двору, рассказывая о том, как изменилась в последние годы их жизнь. — Пусть мнят себя королями, но мы-то знаем, кто они — и кто мы. Пусть продолжают торговать лимонами и прочей ерундой. У нас есть кое-что ещё.

Стефано кивнул, предлагая ему продолжать, и Томми, как звали его товарища по духовной семинарии, жестом фокусника извлёк из нагрудного кармана куртки пакетик с белоснежным порошком.

— Пусть и дальше возятся со своими грёбаными традициями, — сказал он, — у нас уже достаточно автоматов, чтобы можно было не бояться этих дураков.

Стефано молча сидел на ступеньках дома, где укрывался в эти дни, и курил.

За проведённые рядом с Доминико недели мнение его относительно мафии не стало лучше. Если говорить откровенно, всё это время у него не было возможности думать о мировых проблемах вообще.

Теперь же он довольно-таки отчётливо понял, что семьи, в которые верил Доминико,

при всей их жестокости были, пожалуй, не самым большим на свете злом. Томми и его ребята даже не пытались прикрываться кодексом чести. Они не уважали никого. Стефано мог лишь гадать: не страшно ли им самим, что в следующий раз пуля покинет ствол, чтобы убрать одного из них.

Здесь, в Палермо, как и прежде, людей убивали каждый день. И у Стефано не было особых иллюзий относительно того, может ли полиция это остановить. Если некоторое время назад он ещё надеялся вернуться в ряды своих, то теперь оно напрочь прошло.

Торговля наркотиками смела с пути все договоры и нормы, регулировавшие жизнь старых семей.

Об имевшем место в Сартене разделении труда между семьями было забыто. Отныне каждый занимался чем хотел, как хотел и с кем хотел.

Кровные узы и принадлежность к общине больше не имели значения, так же как и не имела значения репутация в Капитуле или омерта.

Главой местных наркоторговцев стал Гаэтано Ганталагетти, который решением Капитула был исключён из Ндрангеты с год назад — этот факт его биографии вызывал у Томми только смех.

— Он пользуется влиянием на своей территории, — говорил Томми, — от космопорта Промонторио ди Сперанца до самых окраин всё принадлежит ему. Это всё, что нам с тобой надо знать.

— Копы нам не мешают, — спокойно продолжал Томми, — они давно уже никто. Схема отработана до мелочей, ну, не мне тебе объяснять.

Стефано кивнул, а Томми продолжал:

— Они, конечно, могут посадить карманника или замести в обезьянник выводок проституток, но дураков в департаменте нет. Никто из них не станет связываться с серьёзными людьми.

Стефано снова кивнул.

— Ну что, ты со мной? — спросил Томми, заканчивая разговор и выплёвывая окурок на тротуар. Стефано проследил его траекторию. Встал. Тщательно затоптал и, подняв, выбросил в урну.

— Надо подумать, — сказал он.

Томми пожал плечами.

— Решай.

Он уже встал со ступенек и собирался уходить, когда Стефано окликнул его.

— А кто правит в городе? — спросил Бинзотти.

— В смысле… кто?

— Ну, если копы не могут ничего. Мэр, я так думаю, тоже на вашей стороне.

— Ну, конечно, он получает кое-что на пирожки.

— Так кто тогда главный? — Стефано очертил собственной сигаретой полукруг.

Томми пожал плечами.

— Я тебя не пойму.

— Не все же состоят в вашей… группе, так?

— Ну и что?

— Больницы, транспорт, строительство…

— Я же тебе говорил, с недвижимостью работает Большой Джон. Покупает, продаёт. Отбирает у всяких лохов. Туда лучше не лезть. Да тебе-то что?

— Ничего, — Стефано покачал головой и, махнув рукой, направился в дом.

Он поднялся по полуразвалившейся лестнице и замер на втором этаже, увидев на фоне разбитого окна силуэт в просторном чёрном плаще.

Надежда всколыхнулась в груди, а рука непроизвольно легла на пистолет.

— Хочешь меня убить?