Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
Он боролся со слабостью в теле, Агнес повторяла, что он должен уснуть, а ему не хотелось, чтобы сознание его нарушалось даже самым поверхностным сном, он хотел всех их видеть, смотреть на них, слышать их голоса. Чувствовал, как преступна его болезнь, его слабость, и не мог себя простить.
Сон одолевал его, голоса сместились в другую часть дома, Аня сидела рядом, гладила его лоб, он держал ее за руку и не отпускал. Если смертельный сон поглотит его снова? Если все повторится?
Аня молчит, иногда смахивает слезы, нечего сказать.
Вебер
Аня сидела рядом, видела его беспокойство.
– Аня, что со мной? – прошептал он в ужасе, не прекращая попыток пошевелиться. Ничего не выходило.
Пришла Агнес, его поворачивали, растирали, пытались приподнять, он чувствовал каждое их прикосновение, но сам не мог даже с боку на бок повернуться без посторонней помощи. Как он выбрался из подвала, дошел до Гейнца, пришел домой, как случилось, что его тело снова отказало ему, руку к лицу не подтянуть.
Все время кто-то при нем, обычно Анечка, но если она чем-то занята по дому или с Альбертом, приходит кто-то другой. Чаще всего это Венцель. Кроме Агнес, он один умеет колоть уколы. Чтобы ворочать Вебера, сила нужна мужская, приходится принимать его помощь, и, как ни странно, это легко, потому что он умудряется постоянно болтать, не акцентируя внимания на беспомощности положения Вебера. Так же непринужденно болтает с Анечкой, с Алькой, который тоже постоянно вертится около Вебера, и все время за ухо таскает за собой уже изрядно затертого щенка. Кто бы его, Вебера, взял так за ухо и проволок пару раз по сверкающему паркету его волшебного дома за все его мысли, поступки, за его неверие. Алька укладывает щенка рядом с Вебером, это повод не уходить отсюда и вернуться сюда, даже если «к папе нельзя».
Время тянется. Руки и ноги как тряпки, в теле что-то не так, и это состояние не проходит. Гейнц то читает лекции, то мотается по гастролям, часто с Анной-Марией, иногда с Венцелем, в доме Вебера музыка не звучит.
Агнес такая же усталая, до чего ее улыбка напоминает улыбку Абеля. Утром уезжает в госпиталь, перед этим долго разминает, растирает непослушное тело Вебера. Венцель, если не на концерте, смотрит, пытается повторять то, что делает она. Про Школу музыки говорит неохотно и мало, а вот если они лечат Вебера, если Агнес берет его с собой в госпиталь, голос его оживляется.
Никто не говорит, кончится ли для Вебера его болезненное заточение выздоровлением или он приговорен. Сам не спрашивает, потому что боится ответа. Даже в шестнадцать лет с перебитым хребтом – была надежда, потому что все было понятно, а тут ничего непонятно.
Мысли все тяжелее. За окном уже ранние рассветы, темнеет не рано, раскрыты шторы, видно, что из ветвей пробивается листва. Прошло несколько месяцев. Дни он не считает, потому что давным-давно сбился со счета. Если бы он понял, что с ним, он бы это преодолел, а он не понимает. Был бы парализован – это было бы сразу, если бы что-то погибло в мозгу – это тоже проявилось бы сразу. Но он так хорошо помнил деревянную
Сейчас он почти не спит, оттого время и тянется в несколько раз дольше, одни эти ночи чего стоят. Анечка спит около него, свернувшись под пледом, по сто раз за ночь просыпается, помогает ему повернуться, улечься. Он смотрит на нее, смотрит и молчит, гонит мысли о том, что не имеет права ломать ее жизнь, если так все останется… И не дает себе думать дальше.
Глава 71. Посетители
Вебер был удивлен, когда Анечка в смятении вбежала в комнату, стала приподнимать подушки, спешно причесывать Вебера, уносить из комнаты лишнее, распахивать окна – к Веберу ехал Гаусгоффер.
– Зачем?
– Я не знаю, Агнес позвонила, сказала, что он едет, кажется, с кем-то еще.
– С Клеменсом?
– Да.
Гаусгоффер вошел истинным генералом, расположился в кресле, поблагодарил Анечку за поданный кофе, кивнул Клеменсу на кресло рядом и попросил Аню оставить их ненадолго.
– Что, Вебер? Хорошо устроился? Не понимаю, кто кого тогда ударил. Твой Венцель бегает, а лежишь почему-то ты. У него был инсульт, а ты парализован, тебе не кажется странным такое распределение ролей?
– Я не знаю, господин генерал, я не понимаю, что со мной.
– Что-то Аланд и ваш хваленый доктор Абель не торопятся тебе помочь.
– Я про тебя почему-то вспомнил, и пришел к выводу, что если бы они могли тебе помочь, они бы давно приехали. А если они не едут, то либо дело твое дрянь, либо ты симулянт, я хорошо знаю, что Аланд на вас помешан, он бы тебя не оставил будь ты по-настоящему в беде. Скажи мне, чем ты целые дни занимаешься?
– Я ничем не могу заниматься, я не понимаю, что со мной, только эти бесконечные мысли…
– О чем ты думаешь, Вебер? Клеменс, посмотри его. Что с ним?
– …Мышцы в порядке. Вебер, вы чувствуете уколы?
– Да.
– Так что ты, спрашивается, лежишь? – Гаусгоффер развел руками, он вел себя непонятно.
– Мне руки не поднять, я словно забыл, как это делается… Господин генерал, если бы я мог… Я пытаюсь – ничего не выходит.
– Все понятно, Вебер. Лежи, належишься, позвони мне, играть, надеюсь, ты разучился. Цифры хоть не забыл?
– Зачем вы так говорите? Зачем вы приехали?!
– Напомнили мне про тебя, дурака, я снов не вижу, а тут приснился Аланд – где-то мы с ним, как в молодости, ночуем в джунглях у костра, и он мне про тебя говорит, сходи, пни его с постели, а то, и правда, ходить разучится. Может, попробуем, Клеменс? Не будешь возражать, Вебер, если я выполню просьбу твоего генерала?
– Что вы делаете?!
Гаусгоффер под мышки потянул Вебера с постели.
– Хуже не будет, Вебер, ты не переживай, повалишься, поднимем. Упирайся ногами, сейчас отпущу. Тяжелый, как бронепоезд. Стой, тебе говорят. Я сейчас, как мессия, тебе матрасом по башке, и иди, куда хочется.