Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Да не могу я, господин Ленц, у меня руки дрожат.
– Пьешь, что ли много? – усмехнулся Ленц, неумолимо подталкивая Вебера к кулисам. – Гейнц поправился – можешь теперь уходить на покой, а он пусть поиграет.
– Ничего я не пью…
Объявляли Шопена, вариации на тему Моцарта. Вебер развел руками, над этой программой он, конечно, работал. Ленц слышал, Вебер однажды играл вариацию из второго опуса при нем, пару дней назад. Надо было выходить, он вышел и отыграл.
– Послушай, Вебер, – наконец, уводя Вебера из зала, говорил ему Гейнц. – Ты
Вебер всадил ему кулак между лопаток.
– Еще раз так скажешь, Гейнц!..
– Альберт, твой папа меня бьет, – притворно заохал Гейнц.
Вебер все оборачивался, за ними следом шли Анечка, Анна-Мария, Агнесс и Венцель. Венцель шел около Анечки, придерживал ее локоть и восторженно говорил о Вебере.
– Послушай, Гейнц, а Венцель что, тоже там у вас все время околачивается?
– Да, я с ним занимаюсь.
– Может, моя жена от него оторвется хоть на минуту? Я даже не знаю, как подойти, чтобы им не помешать…
– А может, это ты к ней подойдешь?
Вебер вернулся к жене, руки её, наконец, обвили его шею. Вебер сам обнял жену и отрешился от внезапной волны ревности, которая его захлестнула.
– Поедемте к нам, у Рудольфа и сесть негде, нас много, – сказала Анна-Мария.
Гейнц что-то шепнул Венцелю, тот растерянно перевел взгляд на Вебера и обжегся о его взгляд.
К ним присоединился Ленц, в две машины все сели. Ужин, разговоры.
Вебер все еще чувствовал себя оглушенным, сейчас все уедут, он опять останется один. Вебер не выпускал из рук Альку, без конца подходил к жене, ничего не говорил.
– Вебер, ты заболел? – уточнил Ленц. – Вид у тебя нездоровый.
– Я не ожидал… Я растерялся… Они сейчас уедут…
– Плакать не будешь? – Ленц рассмеялся.
Вебер почувствовал, как он устал.
– Уже поздно, ты во сколько встаешь, Рудольф? – спросил Гейнц.
Лучше бы спросил, когда он последний раз ложился.
– Рано, – ответил Вебер, не пускаясь в объяснения.
Посмотрел на Агнес, если кто-то что и понимает, способен понять, то только она.
– Мы тебя выбили из колеи, не смогли удержаться, Моцарта твоего послушать очень хотелось, – сказала Агнес.
– Она тоже уедет? Им нельзя со мной остаться, хоть на день? – почти шепотом говорил Вебер Агнес.
– Извини, Рудольф, мы не подумали, что ты так будешь переживать.
– Значит, нет?
– Это совсем тебя выбьет из ритма.
– Тогда Венцель пусть останется здесь, ему пора тоже поиграть, он-то не болен.
– Гейнц занимается с ним, Клаусу рано играть. Рудольф, ты делаешь свою работу. Ни полгода, ни год еще не прошли.
– Лучше бы не приезжали, я бы хоть этого не видел…
– Чего ты не видел, Рудольф?
– Как Венцель крутится вокруг моей жены.
– Ты говоришь глупости.
– Пусть останется здесь.
– Он будет играть не раньше зимы, Рудольф. Они с Гейнцем так решили. Пока у них своя работа. Ревность – очень глупое чувство, ты не доверяешь своей жене?
– Доверяю. Хорошо. Я просто устал. Вот и все.
– Значит, что-то ты думаешь
– Зато все остальные все делают так, – вспыхнул Вебер.
– Так ты раздумался про остальных? Можешь считать, что ты ни для кого ничего не делал. Твоя работа в таком случае бессмысленна. Я удивляюсь, что ты так хорошо сегодня сыграл. Ты вообще не должен был встретиться со своей женой. Что ты хотел больше – увидеть ее или не увидеть?
– Увидеть.
– Значит, все хорошо, тебе повезло, не проси больше той награды, что ты получил совершенно для себя самого неожиданно, поезжай домой. Мы доберемся сами, нам хватит места в машине.
Вебер сел рядом с женой, не выпускал её руку, не слышал, что играют, что говорят. Как зверь, уже попавшийся в западню и созерцающий миг, когда западня захлопывается. Аня успокаивала его, утешала, она говорила что-то очень драгоценное, важное, ее глаза с любовью смотрели ему в глаза, он обнял ее, уткнулся в грудь, ничего не хотел ни слышать, ни видеть.
Еще Агнес со своими комментариями. Он не работал, все делал напрасно? Только бы удержаться, ничего не сказать, не выдать своего отчаянья, впрочем, он давно себя выдал. Сейчас все уедут, он пойдет в храм и будет за органом говорить с Абелем обо всем, что с ним случилось сегодня. Ничего хорошего за этим до-мажорным концертом для Вебера еще никогда не последовало.
Вебер проводил всех, отвез домой Ленца, долго сидел в машине. Весь вечер в концертном костюме – концерт затянулся. Начал пианистом, закончил клоуном. Он никуда не поедет, и Абелю ничего говорить не будет.
Глава 69. Волшебная флейта
Вебер приехал домой под утро, побросал как попало вещи, – этого он никогда себе не позволял, – повалился на диван, чем-то укрылся и хотел заснуть. Пусть все окажется сном, пустым сном, он проснется, и все будет иначе. Он перенервничал, не рассчитал сил. Столько всего в этот вечер случилось – он не был готов. С точки зрения Агнес, все, что он делал, он делал впустую, потому что издерган и зол. Он разрушает семью – потому что ему не нравится, что Венцель вертится около его жены. Можно сказать, что Венцель и около Агнес, и около Анны-Марии, но это совсем другое. Венцель почти ровесник Ани, Вебер видел его взгляд на нее, и не вокруг Анны-Марии и Агнес он увивался, что бы они все ни говорили.
Вся его работа – пышный провал, и у Аланда не уточнишь. Вебер почему-то в своих внутренних экранах ослеп, он стал плоским, выхолощенным устройством переигрывания музыки, пусть он всю душу в это вкладывал и играл хорошо, крах – значит крах, Аланд и не думал, что Вебер справится, но попробовать дал. Значит, и медитация его не имела смысла?
Он открыл глаза – по часам он проспал какие-то двадцать минут, но он хорошо помнил, что видел лицо Абеля, и Абель сказал ему очень ясно – сходи вечером в оперу, ничего завтра не делай, спи, валяйся, читай никчемные книги, забей голову ерундой. Вечером – в оперу, и будь что будет. Ты хотел отдохнуть.