Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
Вебер сел в кресло, потом сполз на пол, пристраивая тело, болевшее, как от побоев, в медитацию, – он вроде бы сосредотачивался, настраивался вполне сносно, но опять видел Абеля, чувствовал, что Абель ему препятствует, что он категорично настроен на то, чтобы Вебер сегодня остановил свою бесполезную деятельность.
Вебер встал, долго лил на себя контрастную воду, пил чай на кухне, понимая, что даже ни о чем не думает, видит жену и Венцеля, видит только их, как ни перенастраивает себя на Альку, на концерт, на Алькин поцелуй и упавшие цветы. Почему-то все, что связано с Алькой, переворачивает душу, словно всего
Как-то удалось заснуть, и проснулся Вебер, когда солнце уже на картине неба изображало полдень, проснулся не потому, что выспался, а потому что кто-то настойчиво звонил в дверь. Вебер, придерживая больную голову рукой, чуть разгладил у зеркала лицо, повторил пару раз «сейчас», открыл и удивленно отступил вглубь квартиры – меньше всего он ожидал увидеть Анну-Марию.
– Ты спал?
– Голова болит, вчера переволновался.
– Про вчера потом поговорим.
Ничего хорошего эта головная боль не сулила, опять эти тиски и каленые иглы. Почему вчера все это случилось? Он спокойно работал, ропот, если и был, Вебер его подавлял. Он знал, что работал на пределе своих сил, почему же вчера Агнес все перечеркнула, свела к нулю? Она не от себя это говорила, Аланд недоволен им. А как понять Фердинанда? Сон мог быть именно сном, пустым сном, воплем подсознания и требованием тела о передышке. Концерт через три дня – редкий случай, день отдыха, чтобы остановить нехорошую боль в голове, у него есть. Анна-Мария зачем-то приехала, может, ее пригласить вечером в оперу? Что там идет, интересно?
Он вернулся на кухню, немного посвежевший под душем, даже шипение в голове стихло. Анна-Мария говорила про концерты, предложенные ей Ленцем, в том числе и концерты для двух фортепиано – ясно, что с Вебером. Это уже почти ничего не меняло, с Анной-Марией играть хорошо, Вебер кивал, со всем соглашаясь.
– Не знаешь, что сегодня в опере? – спросил он.
– Волшебная флейта. Ленц же вчера приглашал, говорил, хорошо поют.
– Сходим сегодня с тобой? Мне надо отвлечься.
– Почему ты вчера отказался? Ленц предлагал билеты.
– Кому предлагал?
– Всем. Ты никого не слышал, Аня спрашивала тебя – ты промолчал. Аня с Венцелем идут, мы их там встретим – они обрадуются.
Вебер каменно усмехнулся.
– Приятная встреча. Почему-то меня никто не пригласил, даже моя жена. И часто они с Венцелем ходят по театрам?
– Пару раз ездили – один раз с Агнес, один раз мы ездили втроем. А что?
– Ко мне не заехали…
– Мы ездили не в Берлин.
– Откуда он взялся, этот чертов Венцель?! – Вебер врезал рукою в стол.
– Рудольф, что с тобой? Не выдумывай, всё у всех на глазах.
– У меня – не на глазах.
– Рудольф, это нехорошо – то, что ты думаешь.
– Анна-Мария, это мне нехорошо, мне очень нехорошо. Я его убью, если он подойдет к моей жене, убью и никогда не пожалею об этом. Этот поганый заморыш… откуда он взялся??
– Это непонятная ревность, Рудольф, ты сам позвал его. Ты сам пригласил его играть, он работает по двенадцать часов в день за инструментом, у него нет времени на глупости. Он прибился к нам, он в полном восторге от тебя, он не может поступить так, как ты думаешь. Перестань немедленно, веди себя достойно.
– Но ты же не ездишь по театрам,
– И я с ними ездила. Нет ничего особенного в том, что два культурных человека идут в театр. Мы все свои, нам приходится подставлять друг другу плечо.
– Мне его плечо не нужно, а ей – тем более. Тебе оно не нужно.
– Рудольф, когда-то мне тоже было это интересно, у нас у всех уже столько всего в жизни было, а у них еще ничего не было, им интересен театр, чужие страсти. Сам будь мудрее, ты старше, опытнее, ты много всего видел и перечувствовал в жизни. Но Моцарта мы с тобой тоже с удовольствием послушаем вечером, с ним даже у нас с тобой много связано очень и очень личного. Правда? Ты успокоился? Рудольф, посмотри на меня своим взглядом – своим, а не взглядом загнанного зверя.
– Да, Анна-Мария, да. Хорошо, давай, я вечером заеду за вами, поедем вместе. Я приведу свои мысли в порядок, я тебе обещаю, раз я устроил себе выходной…
– Туда съездишь, назад – это шесть часов, потом еще раз… Мы приедем. Лучше съезди со мной к Ленцу, надо обговорить детали, уточнить даты – без тебя этого не сделаешь. Ленц билеты нам организует, будем сидеть рядом.
– Но, если не рядом, я надеюсь, что ты сможешь посидеть с Венцелем?
– Конечно, Рудольф, ты будешь сидеть со своей женой, что ты как маленький, тебя как подменили. Ты вчера был так хорош на сцене, а вечером был уже несносен. Поедешь к Ленцу?
– Если нужно, то да.
– Рудольф, скажи мне честно, почему ты собрался сегодня вдруг в оперу? Вчера ты категорически не хотел туда идти.
– Вчера я не помню даже, что об этом вообще говорили.
– Почему ты решил пойти? Только честно, смотри мне в глаза.
– Мне приснился Фердинанд. Ни разу не снился, а тут – очень ясно. Он мне сказал – ничем сегодня не заниматься, а вечером непременно отправиться в оперу. И видишь, не зря.
– Тогда лучше не ходи, я схожу с ними, и я тебе обещаю, что потом мы заедем к тебе. Хорошо?
– Нет, я пойду.
– Рудольф, не нужно этого делать, ты знаешь Фердинанда, он втянет тебя опять в какую-нибудь историю, и ничем хорошим это не кончится.
– Когда-то ты была о Фердинанде другого мнения.
– Я и сейчас о нем очень высокого мнения, но мне не нравится твое состояние. Ты себя не контролируешь, Абель спровоцирует тебя – тебе станет легче, но какой ценой?
– Пусть так и будет. Это моя жена, я за нее отвечаю. Я понимаю, что с вашей точки зрения, ее не в чем упрекнуть, что она мне не изменяет, так и не надо до этого доводить. Я посмотрю сам, сам все увижу, и тогда будет понятно, есть о чем говорить или не о чем.
– Не о чем.
– С твоей – не о чем, а с моей – так уже караул кричи. Анна-Мария, это моя семья, я сам буду решать, что мне делать.
– Рудольф, я поеду к Ленцу, а ты сядь, приведи в порядок свои мысли… Ты знаешь, что делать.
– Нет, я поеду с тобой, завезу тебя домой, потом посижу. Перед спектаклем я заеду за тобой, раз уж за ними нельзя…
– Успокойся, у Ленца есть график твоих выступлений наверняка или дай мне свой, мы с Ленцем подумаем, что куда поставить… Рудольф, пожалуйста, послушайся меня. Не надо тебе идти в оперу, хочешь, я позвоню им и попрошу их тоже не ехать? Не надо никакой оперы, или ты иди, а мы не пойдем.