Что-то кроме магии
Шрифт:
Выглянув за очередной угол, Джинни отшатнулась еще быстрее обычного, изумленно выдохнув:
— Призрак Дамблдора?!
Не тратя времени на расспросы, они спрятались за статуями. Мимо них мягко прошумела фиолетовая бархатная мантия, которую Альбус Дамблдор всегда надевал для первого ужина в начале каждого учебного года. Не узнать ее было нельзя, и все же что-то в ней настораживало. Возможно, странные складки на боках и животе, будто мантию зачем-то подоткнули под пояс. И сам Дамблдор вроде бы стал ниже ростом...
— Он без бороды! — ахнула Луна.
Иллюзия развеялась.
— Филч?!
— С Филчем после разберемся, — решил Невилл. — Давайте поторапливаться, утро скоро.
До горгульи посчастливилось добраться без приключений.
Каменный страж мирно похрапывал, когда на него невидимой сетью опустилось брошенное вполголоса «Силенцио». И все, что оставалось онемевшей Брунгильде — разевать клюв в беззвучных ругательствах да бешено вращать глазами, пока тройное «Вингардиум Левиоса» бережно подняло ее и аккуратно отставило в сторону, открыв полутемную винтовую лестницу. Одна за другой на нее шмыгнули три тени.
— «Остолбеней»! Извините, это на всякий случай, — объяснил горгулье Невилл, шедший последним.
* * *
Бродяга Дик имел все основания благодарить Всевышнего. Во-первых, он не угодил в ад, несмотря на то что умер без покаяния и отпущения грехов, коих у молодого шотландца за двадцать лет земного бытия накопилось в избытке.
Во-вторых, посмертная «жизнь» оказалась полна приключений и приятных встреч, в том числе и с самой красивой, самой доброй, самой умной... в общем, с самой-самой, с которой он познакомился именно здесь, в славном замке Хогвартс.
В-третьих, не слишком честолюбивый младший сын обедневшего лэрда после смерти неожиданно для самого себя сделал карьеру. Совсем не разбиравшийся в иерархии магического общества, он считал директора школы кем-то вроде графа или даже герцога, то есть особой весьма влиятельной. Должность порученца при Снейпе позволяла Дику держаться на равных с главарем хогвартских привидений, который наконец-то перестал хвататься за меч всякий раз, когда заставал Бродягу наедине со своей дочерью.
Словом, Бродяга Дик лез из кожи вон, стараясь оправдать доверие человека и призрака, и директор не мог нарадоваться на толкового и расторопного помощника.
Сразу после назначения он обосновался в директорской приемной, облюбовав себе дивный пейзаж с горной речкой и крутыми скалами, очень похожими на те, по которым лазил в далеком детстве. Картина висела на стене напротив входной двери, и Дик, при желании делаясь невидимым, мог наблюдать за всеми директорскими посетителями.
Кстати, невидимость заодно с возможностью проходить сквозь стены была четвертым, но отнюдь не последним поводом для благодарственных молитв.
Наступившая ночь обещала быть такой же спокойной, как и предыдущие. Напольные часы пробили двенадцать раз; один за другим погружались в сон многочисленные портреты прежних директоров; диковинные пыхтелки и тарахтелки на столиках и полках тарахтели и пыхтели тише, будто понимали разницу между днем и ночью; маленькая деревянная горгулья на столе зевнула с пронзительным скрипом и спрятала голову под крыло.
Часть стены слева
Человек ушел, и вновь все стихло. Время текло медленно, маятник часов еле двигался, словно засыпая на ходу.
— Ай-ай-ай! — вдруг заверещала статуэтка горгульи и резко смолкла.
Бродяга Дик вылетел из картины, надеясь, что последуют объяснения, но обычно говорливая сверх меры горгулья лишь подпрыгивала над столом и отчаянно мычала сквозь стиснутый клюв.
Заворчали разбуженные портреты.
— Что-то случилось внизу. Ричард, проверьте, пожалуйста, лестницу, — попросил Дамблдор.
Призрак нырнул в дверной проем и остановился: снизу послышались шаги. Не директорские. Тот всегда ступал уверенно, а этот крался... Этот? Нет, эти! Дик прислушался: по ступеням определенно поднимался не один человек.
На размышления оставались считанные мгновения. Воры? Наверняка. Спугнуть? Но они могут вернуться... Надо звать директора, пусть застукает негодяев за их гнусным делом! Не теряя времени, Дик унесся в подземелья. Одобрительного хмыканья Дамблдора он уже не услышал, а между тем старый директор, верно истолковав стремительное исчезновение призрака, готовился встречать ночных гостей — кем бы те ни оказались.
* * *
Чем выше они поднимались, тем сильнее билось у Джинни сердце. На последнем лестничном витке ей показалось, оно не выдержит — выскочит и упрыгает по ступенькам вниз. Что чувствовали ее друзья, она не знала, но по округлившимся глазам Луны, идущей следом, догадалась, что той тоже страшно.
Кабинет был пуст и темен.
— Люмос, — прошептала Джинни. Свои палочки засветили и Невилл с Луной.
— Где он хранится?
— Должен быть на виду...
Размытые лучи скользнули по пустому письменному столу и креслу за ним, отразились в металлических боках причудливых механизмов, в стеклянных дверцах шкафов, заметались по недовольным лицам портретов и наконец вспыхнули алым, наткнувшись на рубины навершия и гарды.
— Вот он!
— Добрый вечер, друзья мои. Точнее, доброй ночи, — раздалось из темноты. Все трое вздрогнули, но не от страха, — от боли, которой отозвалась на этот голос общая не зажившая рана. Ну зачем, зачем портреты умерших могут говорить и двигаться?! Ты отгоревал, кое-как смирился с потерей — и вдруг снова слышишь и видишь того, кто скоро полгода как покоится в белой гробнице за стенами Хогвартса.
— Д-доброй ночи, сэр, — сглотнув ком в горле, ответил Невилл. Девушки тоже поздоровались.
— Будьте добры, мисс Уизли, уберите, пожалуйста, свет в сторону, он у вас очень яркий.
На мгновение подростки поверили в чудо: вот сейчас он шагнет из рамы, и Хогвартс станет прежним, и сгинут Пожиратели смерти, и Волдеморт вновь сделается просто страшной сказкой, которую рассказывают в Хэллоуин...
— Благодарю вас, так гораздо лучше. Теперь хотелось бы узнать о цели вашего визита.