Что-то остается

Кузнецова Ярослава Анатольевна

Пусть попробует не вытащить, Веселый Гнев Данохара!

Альсарена Треверра

Забавно, что Данка обратилась не к кому-нибудь, ко мне. Так сказать, прямо по моей специальности. Может быть настоящие марантины ее смущали: как-никак, монашки. От меня требовалось ни больше, ни меньше — изготовить для дочери трактирщика приворотное зелье. Словно я ведьма какая-нибудь.

Дана подошла к делу очень серьезно. Очевидно, она использовала разные способы, но успеха не добилась. Интересно, кого она

задумала приворожить? Меня это не касалось и любопытствовать я не стала. Прямо отказывать я тоже не решилась, зато прочитала длиннющую лекцию об афродизиаках, о всевозможных возбуждающих средствах, а также о вреде суеверий и рассеяла миф о приворотном зелье как таковом.

— Грамотно составленный афродизиак — суть вещество, стимулирующее потенцию и половое влечение, — поучала я. — При благоприятных условиях он может сработать очень успешно. Однако действие его основано на животных инстинктах и действие это относительно недолгое. И никакой любовной привязанности он не гарантирует. Здесь есть большой риск попасть впросак…

Дана, конечно, была разочарована.

— Неужели нельзя — того… немного поколдовать… Помолиться там… ну… помочь мне как-нибудь? Марантины мертвых с того света возвращают… Неужели присушить труднее, чем вернуть уже отлетевшую душу?

— Милочка, — ответила я, — Мне это недоступно. Нет у меня власти над душами — ни вернуть с того света, ни зажечь любовь я не умею. Обратись к какой-нибудь знахарке, к колдунье деревенской. Они, я слышала, берутся за такие дела. Хотя сестры бы меня укорили за этот совет.

— Выходит, ни одна из марантин…

— Выходит — так, милочка. Сердечные раны — не наша компетенция.

Она опустила глаза и принялась вздыхать. Я терпеливо ждала. Я поглядывала в окно. Оно как раз выходило на улицу.

— Госпожа Альсарена… — Данка набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: — Госпожа Альсарена, я — того… согласная. На арфа… фрадизнак этот. Свари мне его… того… ради милосердия. Внакладе не останешься.

Ух, и забрало же ее! Решительная девушка.

— Может, подумаешь как следует, Дана?

— Я того… думала уже, — она выпрямилась, пряча глаза. — А к бабкам я не пойду. Чтобы Дана Эрбова еще к бабкам ходила, как какая-нибудь язычница голопятая?

— Хорошо, будет тебе афродизиак. Только помни, проблему он не решит, а наоборот — усугубит.

— Я уж как-нибудь разберусь.

Вот такая у нас Дана. Не позавидую я тому несчастному, на которого она глаз положила. Небось, шантажировать начнет. Не удивлюсь, если предмет ее вожделений прибежит ко мне: «Госпожа Альсарена, свари отворотное зелье!» М-да.

О-о, вон они едут. Довольно быстро. Я присмотрелась. Четверо. Ничего они не везут, ни у седла, ни на руках… Что же это? Вернулись ни с чем?

— А когда он будет готов? Этот… ну, зелье это?

— На днях, милочка. Сказать по правде, я почти не занималась этим направлением. Надо подумать, кое-что почитать. М-да… Я припоминаю, в Бессмарагской библиотеке есть кое-какие тексты… да, да, весьма интересно.

В голове у меня уже завертелись

колесики. Начала складываться формула, пока очень прозрачная и неустойчивая. Захотелось бежать сломя голову в лабораторию и приниматься за работу.

Ах, да, еще Норв с компанией. Кажется, они без стангрева. Впрочем, может, они не решились его перевозить, вернулись посоветоваться. А может, тварь вообще не стангрев.

Поспешно попрощавшись с Даной, я выглянула на галерею. В дальнем конце ее слышалась возня и негромкие голоса. Мягко стукнула дверь.

Быстренько, пока Дана не вышла из своей спальни, я перебежала галлерею и постучалась к альханам.

— Проваливайте!

— Это я, Норв…

Дверь приотворилась, пропуская.

— Мы уж решили, ты ушла. Залетай, голубка.

— Что у тебя с рукой? Высокое Небо! Что произошло?!

Парни криво ухмылялись, отворачивались. И были они взъерошены, помяты, местами оборваны, кое-где окровавлены. Волг скалил зубы, бешено сверкая здоровым глазом. Один Норв оставался насмешливо-спокоен.

— Уж извини, голубка. Кое в чем мы просчитались.

— Собаки! — догадалась я.

— М-да, — он подвигал бровями, — Собаки. И не только.

— Он мне заплатит, — прошипел Волг, массируя кисть, — Втридорога, сучий хвост…

Далее посыпались рокочущие альханские согласные. Смысла слов я, слава Богу, не понимала. Лант и Ньеф, остальные Норвовы подельщики, молчали.

Я положила на стол аптечку. Вон как дело обернулось. Нежданно-негаданно. Четыре лихих контрабандиста не справились с каким-то варваром-охотником. Правда — собаки. И — «не только». Неужели — тварь?

— Скидывайте тряпье. Воды бы горячей… Это тварь на вас накинулась, да? Норв, кликни Дану, пусть кипятка принесет.

— Еще чего, — Норв запер дверь. — Не суетись, голубка. Никакая это не тварь. Собаки да сам Сыч. А, черт… — он поцокал языком и вдруг улыбнулся: — Здоров мужик. Ох, и здоров…

Куртку Норв Все-таки снял. Бархатная щегольская курточка пропала, пропала и отличная рубаха — благородным впору такую носить. Яркий платок на левом предплечье пропитался кровью. Лант достал из багажа флягу с арварановкой — прижечь раны.

Пока я трудилась, Норв рассказал об их неудачном приключении. Выходило так, что Сыч, отказавшись продать тварь и спровоцированный Волгом («Убью!» — простонал Волг), натравил на них собак. Мало того, он с легкостью необыкновенной обезоружил всех четверых, и вообще, мог бы сделать из них рагу, но — почему-то не сделал…

Короче, Норв был восхищен, Волг — разъярен, Лант и Ньеф — озадачены. Никакой твари они не видали.

— Скажу так, голубка. Трудненько тебе будет достать эту зверюшку. Сыч — человек серьезный. И собачки у него серьезные. Хотел бы я знать, чем он занимался прежде, чем засесть в этой дыре. Должно быть, служил в армии… или в Страже… А может, телохранителем был у какого-нибудь аристократа. Непрост этот Сыч, голубка. Не тот он, за кого себя выдает.

— Деньги спер у господина, а теперь скрывается, — предположил Ньеф.