Что вдруг
Шрифт:
Известная фраза Ахматовой о пьесе Юрия Беляева – «Кстати, о Путанице. Все, что я знала о ней до вчерашнего дня (6 июня 1958) было заглавие и портрет О.А. в этой роли, сделанный С.Судейкиным. Даже, да простит мне Господь, путала ее с другой пьесой того же автора “Псиша”, которую я тоже не читала.<…> Вчера мне принесли пьесу, поразившую меня своим убожеством. В числе источников Поэмы прошу ее не числить» (Ахматова А. Поэма без героя / Сост. Р.Д. Тименчика при участии В.Я. Мордерер. М., 1989. С. 224) – нуждается в напоминании о том, что монолог из пролога к пьесе Судейкина часто исполняла в концертах как отдельный номер.
Ракитин Ю.
Лурье А. Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина // Ахматова А. Поэма без героя. М., 1989. С. 217.
В Вологде она, например, играла Анну Гагарину в «Павле I» Д.С. Мережковского, Филю в «Женщине без упрека» Г. Запольской (Театральный бюллетень Дома революции (Вологда). 1922. №№ 10, 11).
В 1918 г. играла в театрике «Би-ба-бо» Н. Агнивцева – в «Эроте у двери», в программе «Итальянский театр» (Вечерние ведомости. 1918. 1 апреля (19 марта); Вечернее слово. 1918. 5 июня). С конца этого года много работала в «Привале комедиантов». Новогодний вечер в «Привале» описан, между прочим, в дневнике М.В. Добужинского: «Сели за круглый стол с актерами. В<ера> Алек <сандровна Лишневская> угостила пирогом, мясом, вином и чаем с печеньем всласть! Сидел с Судейкиной. Смотрю на нее – какая-то пустая внутри, мертвая. Но все-таки не скучно <…> В 2 ч<аса> погасло электр<ичество>. Было оч<ень> красиво с свечами, с цыганами, с тенями на стенах и сводах» (Литовская национальная библиотека).
На первом вечере общества «Арзамас» 13 мая 1918 г.
На вечеринке писателей в Академии художеств 13 марта 1918 г. Посетитель (В.Е. Чешихин) записал в дневнике: «Мило декламировала нечто ребяческое из Блока (жанр бэбэ)»; там же, между прочим, «Мандельштам декламировал свои стихи, неумело их напевая» (РГАЛИ. Ф. 553. Оп. 1. Ед. хр. 1163. Л. 26).
На концертах для детской колонии в б. Царском Селе, организованных Артуром Лурье (Жизнь искусства. 1918. 14 ноября).
Стихи Сологуба она читала на чествовании в Тенишевском зале 1 марта 1911 г. В отчете Г. (А.И. Гидони?) замечалось: «…читали тоже не слишком хорошо (как приятные исключения отметим г-жу Озаровскую и О. Глебову)» (Театр и искусство. 1911. № 10. С. 210). Ахматова, познакомившаяся с актрисой, по-видимому, 13 сентября 1910 г., когда Судейкины приехали на прощальный вечер перед отъездом Гумилева в Африку, и посетившая вечер Сологуба (см.: Чулков Г. Годы странствий. М., 1930. С. 246), возможно, видела здесь ее на сцене впервые. Стихи Сологуба Глебова-Судейкина читала также в постановке «Мечты-победительницы» в Театре комедии и драмы в 1912 г. Ср. в рецензии, подписанной «Чайка»: «Тон основного строения пьесы почувствовали только артистки Глебова и Гейнц. Первая очень мило танцевала и читала стихи в первом акте» (Голос земли. 1912. 5 февраля). Ср. также в другом отчете: «…танцует в своем соблазнительном и, конечно, чуждом “мечты” декольте изящная г-жа Глебова, очень пластичная в движениях, но безнадежно “застилизованная” в сценической речи» (Театр и искусство. 1912. № 7. С. 148). На вечере Бальмонта в Театре комедии и драмы она читала стихотворение «Ручеек» (см. отчет Тэффи – Голос земли. 1912. 7 марта).
См. объявления о вечерах поэтов 12 декабря 1916 г. и 26 января 1918 г. в «Привале комедиантов» (Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1988. М., 1989. С. 133, 143)
Последние новости. 1937. 23 февраля (отчет о пушкинском вечере подписан «А.Н.Т.»). Заметим, что Георгий Адамович сказал о ней: «…одна из редчайших русских актрис, умевшая читать стихи» (Воспоминания
Калаушин Б. Кульбин. Кн. 2. СПб., 1995. С. 252. А.Е. Крученых вспоминал в 1948 г. о визите с Н.И.Кульбиным к ней за кулисы: «Кульбин, уже пожилой человек, в восторге поцеловал ей ножку. Потом он сказал А.Е.: “Ах, Алеша, ты ничего не понимаешь! Она – настоящая фарфоровая кукла, такой же нежный, бело-розовый цвет лица, черты лица кукольной правильности”» (Сетницкая О. Встречи с А. Крученых // Русский литературный авангард. Материалы и исследования. Тренто, 1990. С 157).
Лукницкий П.Н. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. Париж, 1991. С. 91; впрочем, из другого высказывания Ахматовой в беседе с Лукницким (20 мая 1926 г.) явствует, что «культурность» могла быть и «сыграна»: «Сказала, что О. Судейкина была необычайно остра в разговоре, и этой остротой речи поразительно умела скрывать недостаток культурности. «Она не была культурной, – нет, совсем… Но с поразительным уменьем скрывала это». С грустью и любовью говорила о ней – жалела ее, добывающую сейчас в Париже средства к существованию – шитьем и вышиваньем…» (Лукницкий П.Н. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. Париж; М., 1997. С. 167) Дело разумеется, не только в любовниках, а во всех токах художественных идей, проходивших сквозь «маленькую актрису». В этой связи очень важно свидетельство о присутствии О.Глебовой на «афинских вечерах» Акима Волынского, в 1904–1906 гг. зажигавшего узкий кружок слушателей вдохновенными речами об искусстве (Ходотов Н.Н. Близкое-далекое. Л. – М., 1962. С. 171).
Пастухов В. Музыкальный Петербург прежде и теперь // Сегодня (Рига). 1938. 1 марта.
С некоторой осторожностью, видимо, следует отнестись к очерку Рюрика Ивнева «О Сергее Судейкине» (Литератор. 1991. № 14 (68))
Лопатин Б.П. Встреча с С.Ю.Судейкиным [1935]. – РГАЛИ. Ф. 947. Оп. 1. Ед. хр. 311.
Рыцарь-Несчастье
Сегодняшнему любителю новой русской старины облик этого поэта предстоит с разных сторон – то на анненковском портрете («лицо, заросшее щетиной, заржавевшее; стиснутые брови и губы; каталептически остановившийся глаз»1), то – на портрете работы Александра Осмеркина («…взгляд… потухший, в нем нет живого биения мысли, он словно подернут дымкой, как у людей, перенесших тяжелую моральную травму или болезнь»2), то в мемуарах литераторов 1920-х, торопившихся жить и отметивших косвенно-внимательным, вяло-ехидным или бегло-сочувственным взором старомодного эксцентрика в клетчатых панталонах по кличке «пясты», колотящего ногой по печке в такт внутреннему стиховому ритму3 и патетически прочищающего горло по утрам одностроком «Грозою дышащий июль»4.
Сводка припоминаний современников рисует нам вечного неудачника вроде мандельштамовского Парнока из «Египетской марки»5, которого зацепляет кукла (и старый кукольник морализирует: «Говорил я им не соваться к ней, она их не уважает»6) и преследуют опечатки (превращая, скажем, стража из цитируемых ниже стихов в страуса), лунатика7, «безумного»8, самого себя называвшего «безумный Пяст»9. Да и посвящение Пясту в первом по времени мемориале, воздвигнутом ему русской поэзией, возникает над тем стихотворением Блока, в котором содержится – в пятом стихе – ключевое для образа Пяста слово: