Что вдруг
Шрифт:
(ИРЛИ. Ф. 474. Ед. хр. 53; Пяст Вл. Встречи. С. 325–326).
О Рюрике Ивневе (Михаиле Александровиче Ковалеве; 1891–1981) в пронинском кабаре вспоминал В.Л. Пастухов (Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 456–458). Ср. также: Ивнев Р. Встречи, которых не забыть // Огонек. 1968. № 29. С. 22; Пяст Вл. Встречи. С. 176, 374; публикацию Р. Янгирова (Пятые Тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения.
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891–1945) вспоминала впоследствии «Собаку» без особых симпатий – как место сборища «талантливых юношей», читающих «очень хорошо написанные, но такие пустозвонные стихи» (из имен она называет Г. Иванова, Р. Ивнева, И. Северянина). См.: Кузьмина-Караваева Е.Ю. Избранное. М., 1991. С. 202. Е.Ю. Кузьмина-Караваева жила в Петербурге до весны 1912 г., когда переехала в Анапу, но могла навестить «Собаку» и в конце 1912 г., когда ненадолго приехала в столицу.
Мария Людвиговна Моравская (1889–1947), став в эмиграции американской беллетристкой, упомянула «Собаку» («The Strayed Dog») в романе «Жар-птица» (Moravsky M. The Bird of Fire: A Tale of Russia in Revolution. N.Y., 1927. P. 314), правда, с отнесением к 1917 г.; в этом же романе под именем Зебры выведена П.О. Богданова-Бельская. См. ее стихотворение «Пьяное искусство»:
А многие поверить сумели,Что там человечнее веселье…Ведь со стен там глядят портреты, —Карикатуры грустные поэтов.И поют, и стоит эстрада,И на ней картонное Искусство…(Моравская М. Золушка думает. П., 1915. С. 33).
См. о ней нашу статью: Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Т. 4. М., 1999. С. 124–126.
В мае 1915 г., вскоре после закрытия кабаре, Игорь Северянин написал стихотворение «Бродячая собака». «Поэза отказа» тоже написана после закрытия «Собаки» – в июне 1915 г.; в 1916 г. положена на музыку Оскаром Строком. Ср. ее полный текст:
Она мне прислала письмо голубое,Письмо голубое прислала она.И веют жасмины, и реют гобои,И реют гобои, и льется луна.О чем она пишет? Что в сердце колышет?Что в сердце колышет усталом моем?К себе призывает! – а больше не пишет,А больше не пишет она ни о чем…Но я не поеду ни завтра, ни в среду,Ни завтра, ни в среду ответ не пошлю.Я ей не отвечу, я к ней не поеду, —Она опоздала: другую люблю!(Северянин И. Собр. соч. Т. 2. С. 231).
«Сказание об Ингрид» также датируется весной 1915 года:
1На юго-восток от Норвегии, в Ботническом шхерном заливе,Был остров с особенным климатом: на севере юга клочок.На нем – королевство Миррэлия, всех царств и республик счастливей,С красавицею-королевою, любившей народ горячо.2У Ингрид Стэрлинг лицо бескровно. Она – шатенка.Стройна. Изящна. Глаза лиловы. И скорбен рот.Таится в Ингрид под лесофеей демимондэнка.Играет Ингрид. Она поэзит. Она поет.3Она прославлена, как поэтесса. Она прославлена, как композитор.Она прославлена, как королева. Она прославлена всеславьем слав.Наследник маленький, Олег Полярный – и дочь прелестная Эклерезита,И принцем-регентом суровый викинг, но сердце любящее – Грозоправ.И т. д.
Вероятно, инженер-технолог Михаил Петрович Лотарев (1854–1925), впрочем, финансировавший издания племянника (Словарь литературного окружения Игоря Северянина (1905–1941). В 2-тт. / Сост., вступ. ст., коммент., оформл. Д.С. Прокофьев. Т. 2. Псков, 2007. С. 117).
Сарра Дмитриевна Лебедева (урожд. Дармолатова; 1892–1967) – скульптор, первая жена художника Владимира Владимировича Лебедева.
Семья банковского чиновника коллежского советника Дмитрия Ивановича Дармолатова (см.: Боханов А.Н. Деловая элита России: 1914 г. М., 1994. С. 131) состояла из жены Марьи Николаевны (ум. 1942) и дочерей Анны, Веры (покончившей с собой в 1919 г. – см.: Сорокин П. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 127, 131, 141), Надежды (1895? – 1922) (см. о ней: Мандельштам Н.Я.
Яков Львович Израилевич (1872–1942) из семьи владельцев дачной недвижимости и лесопромышленных предприятий. Впоследствии стал профессиональным «другом писателей» – работником Литфонда, художником-консультантом Дома писателей. Одно время был секретарем М.Ф. Андреевой. Ср. отзывы В.Б.Шкловского: «Жак по прозвищу “недостоверный”» (De Visu. 1993. № 1. С. 37), «Жак был человек талантливый и много работавший, но без определенных занятий. Неверный и самоотверженный – и самоотверженный от некуда себя девать» (Шкловский В. Третья фабрика. М., 1926. С. 110), сообщение Мандельштама: «Николай Степанович [Гумилев] не любил Шкловского – считал его человеком одного типа (качественно, хоть не количественно) с Жаком Израилевичем» (Лукницкий П.Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. I. С. 115); свидетельство Р.О. Якобсона: «Жак был настоящий бретер, очень неглупый, очень по-своему культурный, прожигатель денег и жизни» (Янгфельдт Б. Якобсон-футурист. Стокгольм, 1992. С. 39); наблюдение Е. Шварца: «сложнейшего, самолюбивейшего, путаннейшего человека» (Шварц Е. Телефонная книжка. М., 1997. С. 414). Портрет Я.Л. Израилевича, известного к тому же коллекционера живописи, был написан Судейкиным (Коган Д. С.Ю. Судейкин. М., 1974. С. 138). См. о нем также: Guenther, Johannes von. Ein Leben im Ostwind. Zwischen Petersburg und M"unchen. Erinnerungen. M"unchen, 1969 (по указателю).
Александр Яковлевич Гальперн (1879–1956) – действительный член «Бродячей собаки», адвокат, в 1917 г. – управляющий делами Временного правительства. Сын Я.М. Гальперна (1840–1914), который был «одним из немногих евреев, достигших на действительной службе чина тайного советника» (Еврейская энциклопедия. Т. 6. СПб., [Б.г.] С. 118; ср.: Российская еврейская энциклопедия. Т. I. М., 1994. С. 266). А.Я.Гальперн впоследствии был мужем Саломеи Андрониковой. Ср. его характеристику как представителя «богатой и незаменимой русской культуры, ушедшей навсегда», у Исайи Берлина: Берлин И. Александр и Саломея Гальперны // Евреи в культуре русского зарубежья / Сост. М. Пархомовский. Вып. 1. Иерусалим, 1992. С. 230–241. Ср. некролог С.А. Васильева А. Гальперну: Новое русское слово (Нью-Йорк). 1956. 8 июля. См. также: Казнина О. Русские в Англии. М., 1997. С. 241–242. Сам инженер-путеец, Сергей Александрович Васильев (1889–1969) тоже бывал в «Собаке», а ставшая в эмиграции его женой актриса Тамара Христофоровна Дейкарханова (1891–1980) вспоминала о «Собаке»: «Как сейчас помню [Г.Д. Сидамон-Эристова], восседавшим на президентском стуле, а рядом с ним будущий министр юстиции П.Н. Переверзев (отдавший приказ об аресте Ленина и арестовавший Троцкого). Будущий управделами Временного правительства А.Я. Гальперн имел какое-то отношение к этому революционно-художественному кабаре-клубу. Часто бывал там и А.Ф. Керенский. <…> Бывали там и все светила кадетской партии» (Дейкарханова Т.Х. Н.Н. Евреинов // Новое русское слово. (Нью-Йорк). 1953. 18 октября).
Имеется в виду скорее Оскар (Исраэль) Осипович Грузенберг (1866–1940), юрист и деятель кадетской партии, чем его брат Семен (Соломон) Осипович (1875–1938), историк философии (см.: Российская еврейская энциклопедия. Т. I. С. 384–385).
О вечере «бесконечно талантливой и интеллигентнейшей из танцовщиц» (Пяст В. Богема) Тамары Платоновны Карсавиной (1885–1975) и выпущенном к этому вечеру сборнике см. воспоминания балерины (смешивающие, как часто водится, «Бродячую собаку» и «Привал комедиантов»): «Мы продолжали собираться в “Бродячей собаке”, артистическом клубе, само название которого указывает на царивший там дух богемы. Артисты со степенными привычками и постоянной работой, “филистеры” нашей касты, не жаловали “Бродячую собаку”. Актеры же, с трудом зарабатывающие на жизнь, музыканты, которых все еще ждала слава, поэты со своими “музами” встречались там каждый вечер.
Один из моих друзей, художник, впервые привел меня туда за год до войны. Встреча, устроенная по этому случаю, отличалась даже торжественностью: меня подняли вместе с креслом, и, совершенно смущенная, я должна была благодарить за аплодисменты. Этот ритуал дал мне право свободного входа в закрытый клуб-погребок, и хотя я не питала особой симпатии к жизни богемы, но это обиталище находила очень уютным. Мы собирались в подвале большого дома, вообще предназначенном для дров. Судейкин расписал стены: Тарталья и Панталоне, Смеральдина и Бригелла, и даже сам Карло Гоцци – все они смеялись и строили нам гримасы из каждого угла. Программа, которую показывали здесь, носила обычно импровизированный характер: какой-нибудь актер, узнанный собравшимися и встреченный аплодисментами, поднимался со своего места, пел или декламировал все, что приходило на ум. Поэты, всегда довольные представившимся случаем, читали свои новые стихи. Нередко же сцена вовсе пустовала. Тогда хозяин начинал пощипывать струны гитары, а как только он запевал любимую мелодию, все присутствующие подхватывали припев: “О Мария, о Мария, как прекрасен этот мир!”