Чудовище

Соколов Михаил

Майор довольно хихикнул.

– Для Михаила Семеновича мы всегда готовы...

На что он был готов, не было уточнено. И так все было ясно.

– Николай!
– сказал я, выдохнув дым в сторону майора.
– Пойду спать. Устал.

– Иди, конечно. Мы сами тут управимся, - согласился он.

И я ушел.

По дороге к дому в той нетронутой тишине, которую хранила ночь (даже ветерок окончательно стих), я ощущал покой и радость. Непонятно почему сгинула усталость. И как же хорошо дышалось!

У входа в дом стоял книгочей, почтительно приоткрывший мне дверь. Я кивнул и на этот раз

беспрепятственно, по пустынным, но все ещё ярко освещенным коридорам поднялся на третий этаж.

Дверь в мои, как говорили Курагин, апартаменты была незаперта. Но внутри на дверной ручке болтался ключ с брелоком. Я закрыл дверь на замок, включил свет, ещё раз оглядел гостиную. На журнальном столике в углу комнаты лежали блок сигарет, стационарная зажигалка в виде руки с факелом и стояла пепельница. Очень предусмотрительно. Я заглянул и в холодильник. Продуктов не было, если не считать пакетиков с орешками и прочей закусочной мелочью. Зато был полный набор бутылок, начиная с пива и кончая виски.

Я взял бутылку пива, поискал, чем открыть, но не нашел. Пришлось открывать о пробку другой бутылки.

Пива мне как раз и не хватало. Я вылакал всю бутылку. Стало ещё лучше. Пошел в ванную, разделся, пристроил кобуру с утерянным и вновь обретенным пистолетом на полочку под зеркалом. И полез под горячий душ.

Если у меня и оставались признаки усталости, то они были смыты горячими струями. Не одеваясь, я прошел в гостиную. На ходу вытершись, бросил полотенце в кресло. Со столика взял пачку "Мальборо". Достал сигарету, прикурил от казенно-литой

зажигалки и глубоко затянулся

Это ли не кайф! И все за один вечер!

Итак, что я имею?

Возможно, я закрепился на должности начальника службы безопасности в этом курагинском вертепе. Возможно, я одним махом заработал сто кусков "зеленых". А это уже греет. Какие ещё плюсы? Спас девчонку. Это тоже неплохо, если даже не учитывать лично меня касающиеся результаты.

Минусы тоже существуют. Во-первых, чем глубже я погружаюсь в это дворянско-банкирское хозяйство, тем меньше понимаю, откуда исходитреальная угроза семье Курагина. Вернее, угроза, надо понимать, присутствует везде. Взять одну крепостную деревню! На месте этих крепостных я бы затаил лютую ненависть к хозяину. Впрочем, люди на земле разные. Во-вторых, по большому счету, угроза может исходить от каждого из Курагиных в отдельности. Все они любят Ирину - это несомненно, но разве любовь сильнее ненависти? Совершенно не удивился бы, если бы Ирину использовал в качестве разменной монеты даже и сам Курагин. Слабое место здесь в том, что мои

умозаключения строятся на чужих рассказах, а не на собственных наблюдениях.

Я подошел к холодильнику, открыл дверцу, подумал и извлек бутылку джина и банку с тоником. Глазами пошарил по комнате и нашел собрание различного рода сосудов для питья в стеклянном подобии буфета. Выбрал стакан, плеснул джина и долил доверху тоником. После душа да для поднятия тонуса - это самое лучшее и самое легкое пойло.

Но я отвлекся. Итак, самый выпуклый подозреваемый (если продолжать семейную линию) - Иван, потому что он якобы точно ненавидит Григория как любимчика и мужа прелестной Ирины. Ненавидит и своего отца, отодвинувшего его, Ивана, на второй план. Григорий скорее всего жертва.

Его пока не будем учитывать. Есть ещё сам Курагин. Этот тоже как-то слишком пылко любит свою невестку.

Еще этот племянничек-наркоман, изгнанный из общего рая на периферию, где он, правда, совсем не теряется, а живет как свинья, то есть в полное свое удовольствие.

От джина с тоником в голове у меня посветлело, но эта ясность вдруг родила мысль неожиданно трезвую: а не пойти ли мне почивать? Утро вечера, как говорят, мудренее.

На стеклянном буфете стоял электронный будильник в виде башни или спутника со шлейфом. Громко тикала секундная стрелка. Я поставил звонок на семь часов утра, захватил свой недопитый стакан и, как был голый (в зубах дымящаяся сигарета), открыл дверь спальни и вошел в темноту.

На самом деле здесь было совсем не темно, потому что шторы были раздвинуты и месяц продолжал светить. Поставив будильник на тумбочку у кровати, я подошел к окну, нашарил задвижку, распахнул створки и так застыл на пару мгновений, неожиданно пораженный красотой открывающегося из окна вида: подстриженные в виде зверей и птиц кусты, неровные зубья темнеющего леса вдали... бледное, млечно-зеркальное и молчаливое озеро, церквушка, возле которой видна какая-то мотыльковая суета (еще не закончили работу опера), и луковичный купол, словно пытающийся

возне тись в синюю черноту неба с тихо плывущим облаком, везде белым, а возле

невысокой луны голубым...

Тут мое восторженное настроение, навеянное, разумеется, выпитым за вечер спиртным, было неожиданно нарушено. Позади меня раздался мелодичный женский голос:

– Голый ты мне больше нравишься. Геракл... нет, Аполлон. Точно, Аполлон.

И Катенька (это была, конечно, она) торжествующе засмеялась, отчего её дивные холмики грудей затрепетали под лунными лучами.

"Почему бы и нет?
– подумал я.
– По большому счету, после того, как меня вынудили уйти из органов, во мне что-то сломалось... А может быть, появилось? Свобода?..."

Я едва успел поставить стакан и бросить в окно сигарету - светлячок полетел!
– как тут же оказался в постели. Нас обоих захлестнула страсть. Катенька была вся мягкая и по-звериному гибкая, она мгновенно завела меня так, что, когда наконец мы стали засыпать, я, прислушиваясь к бешеным ударам своего сердца, порадовался, что все ещё жив.

ГЛАВА 11

ДОЛЛАРЫ ПРИЯТНО ДЕРЖАТЬ В РУКАХ

Катеньку не разбудил тонкий зуммер будильника. Я осторожно освободился от её сонных, но цепких объятий, нажал кнопку выключения, чтобы прервать трезвон, и поправил на ней одеяло.

В голове продолжало звенеть, и страшно хотелось опохмелиться. Тряхнув головой, я пошел в ванную комнату. Там же в шкафчике выбрал купальный халат самого большого размера, но все равно руки у меня торчали из рукавов, словно у неухоженного подростка.

Мой костюм пришел в некоторую негодность. Его следовало отдать в чистку и хорошенько прогладить. У себя в сумке я отыскал джинсы и рубашку. Подумал и взял блокнот для записей. Терпеть не могу ходить безоружным, но в рубашке, без пиджака с пистолетом в наплечной кобуре естественно чувствуешь себя лишь среди своих... которые уже не мои, отметил я. Пистолет я оставил в сумке, а сумку задвинул поглубже в шкаф.