Чукотка
Шрифт:
Ктуге подошел к окну и с грустью смотрел на пароход, на бежавших к берегу товарищей.
К нему вошел Чими.
– Ктуге, - сказал он, - может, на берег хочется тебе?
– Хочется. Только я ведь, Чими, не научился еще ходить по гальке.
– Хочешь, Ктуге, я посажу тебя на велосипед? Одной ногой ты будешь работать, а я буду его вести за рога.
– Давай, давай, Чими!
– вскрикнул Ктуге, и, схватив свои костыли, застучал ими, поспешно направляясь к выходу.
На берегу стояла большая толпа. Все махали руками,
Вдруг в толпе раздался многоголосый крик:
– Ктуге, Ктуге, Ктуге!
Медленно, со скоростью человеческого шага, Ктуге подъезжал на велосипеде к берегу. Он нажимал одной ногой на педаль, немного раскачиваясь из стороны в сторону, и неотрывно смотрел вперед, на вельбот, в котором плыли его товарищи. Чими, державший руль, шел рядом и катил по гальке необычного велосипедиста.
– Смотрите, смотрите! Ктуге на велосипеде!
– крикнула Тает-Хема.
Ребята встали и опять замахали кепками. Кто-то из них хотел крикнуть прощальное: "Тагам, тагам!" - но в этот момент вельбот уже скрылся за правым бортом парохода.
По трапу один за другим ученики проворно влезли наверх и тотчас потерялись на палубе океанского парохода среди возвращающихся зимовщиков-полярников и грузов.
Пароход гуще задымил, загрохотали машины. Медленно разворачиваясь, пароход взял курс из залива во Владивосток, на Большую Землю.
Нескончаемой вереницей гор и отвесных гранитных скал тянутся берега Чукотской земли. Пароход идет уже вдали от берегов, но ребята не могут оторвать глаз от своей родной земли. Сколько часов идет пароход, а все тянутся знакомые, родные берега.
Ребята стоят на борту, и каждый думает о Чукотке, которой они не увидят несколько лет.
Впереди море, словно дымкой, покрыто туманом.
– До свидания, Чукотка!
– машет рукой Тает-Хема.
Таграй стоит на носу, около якоря. Пароход входит в молочный туман.
– Все смотришь, Таграй?
– взявшись за его плечо, сказал подошедший Андрей Андреевич.
– Вот и мне неожиданно пришлось выехать. Учиться предложили. Старик я по сравнению с тобой, а еду учиться. Орлов своих пришлось оставить. Мне ведь тоже грустно расставаться с этими берегами. Сроднился я с ними.
– А ты, Андрей Андрей, в какую школу едешь?
– В высшую пограничную школу. На годичные курсы еду.
Андрей Андреевич помолчал немного.
– Пойдем, Таграй, в кают-компанию, - сказал он вдруг.
– Вон уже берега скрылись. Видишь, какой туманище. Погода нелетная. Пойдем.
– Нет, Андрей Андрей, я постою еще здесь. Я потом приду.
– Ну хорошо. Только знаешь, Таграй, вот тебе мой совет: ты нос на квинту не вешай. Хозяином чувствуй себя везде. А впрочем, ладно. На эту тему мы с тобой еще подробно потолкуем.
– Я хорошо чувствую себя, Андрей Андрей. Только вдруг мне жалко чего-то стало.
Тяжелый, влажный туман ложился на непокрытую голову Таграя. Он провел рукой по волосам и перешел под навес. Таграй оперся спиной о стенку между иллюминаторами и продолжал вглядываться в ту сторону, где в тумане скрылись берега.
Мимо него прошел тучный человек с золотыми нашивками на рукавах морского кителя. Он бросил взгляд на Таграя и, пройдя немного вперед, остановился, внимательно всматриваясь в него.
– Ишь, как тебя обрядили!
– добродушно сказал человек с нашивками, возвращаясь к Таграю.
– Небось лучше оленьих шкур? Или хуже?
– Ум-гу, - как-то неопределенно промычал Таграй, кивая головой и рассматривая морской китель своего собеседника.
– Твоя на Большую Землю ходи?
– спросил человек с нашивками.
Таграй удивился и на вопрос ответил вопросом:
– Вы здесь на пароходе работаете?
– Да, я старший механик.
– А почему же вы плохо знаете русский язык?
– спросил Таграй.
– Как плохо?
– "Твоя"... "ходи"...
Механик смутился.
– Это я для ясности хотел. Я думал, вы не знаете русского языка. Мы как-то возили одного "студента" - так он ни звука по-русски. Вы едете учиться?
– Я летчик, - сказал Таграй.
– Еду в летную школу.
– Летчик? А где же вы учились?
– На культбазе окончил школу в этом году, а самолетовождению научился у пограничников.
– Вот что!
– протянул механик.
– Товарищ стармех, я хочу вас просить познакомить меня с машиной вашего парохода. Мне очень интересно. Я ведь тоже был стармехом, только на шкуне. Маленькая там машина.
– Пожалуйста, пожалуйста! Хоть сейчас. Пойдемте, - и стармех взял Таграя под руку.
– Нет, потом. Говорят, мы долго будем идти до Владивостока. Успеем еще.
– Очень хорошо. Вы, пожалуйста, без всяких стеснений. Как надумаете, так прямо ко мне и обращайтесь. Вы в какой каюте?
– В двадцать первой, - ответил Таграй.
– Очень хорошо. У меня тоже будет к вам просьба: расскажите мне что-нибудь из чукотской жизни - об обычаях, об охоте на кита. Я, знаете ли, пишу книжечки для детей о разных странах.
– О, я вам много могу рассказать.
– Вас как зовут?
– Таграй.
– Разрешите, я запишу.
Положив записную книжку на влажное стекло иллюминатора, стармех записал: "Таграй. Каюта 21".
Они дружески распрощались.
На десятые сутки, поздно вечером, пароход входил в бухту Золотой Рог Владивостокского порта.
Весь склон горы, где расположен Владивосток, горел огнями электричества. Множество пароходов, катеров заполняло бухту. Вот он какой, город!