Чужестранцы

Чириков Евгений Николаевич

– - Зато у вас -- "театр и музыка", самый веселый и приятный отдел, -- укоряла его Зинаида Петровна.

– - Ну, до свидания, господа, я исчезаю...

– - Оставайтесь сегодня обедать.

– - Не могу... Я обедаю у Елены Михайловны...

– - Ну, так убирайтесь...

Однажды в контору "Вестника" зашел черноволосый с закоптелым лицом молодой парень в рыжих сапогах и спросил себе 120-ый номер газеты. Сверкавшие на черном лице белки глаз этого человека, закорузлые руки с порезами и шрамами и весь костюм в пятнах, лоснящийся и потертый, изобличали в нем рабочего.

Бывшая в конторе Зинаида Петровна заинтересовалась, зачем этому парню понадобился 120.

– - Вас кто-нибудь прислал?

– - Нет, для себя.

– - Зачем же вам 120-ый номер? Вы купите свежий, нынешний.

– - Нет, мне надо 120-ый... Там одна статейка напечатана.

– - Вы кто такой?

– - На заводе у Картошкина работаю, литейщик.

– - Что же вам интересно в 120-ом номере?

– - Там есть одна штука... Про нашего брата.

Зинаида Петровна вспыхнула: ей было так приятно убедиться, что не на ветер бросают они свои слова.

– - Покажите мне, где эта статья!
– - попросила Зинаида Петровна, раскрывая номер 120-ый "Вестника".

Парень сморщил лоб, тряхнул вихрами и стал водить закорузлым пальцем, обмотанным грязною тряпкою, по широкому полю газетного листа.

– - Где же она... тут должна быть... "Наши корреспонденции"... "Внешние"... А вот где: Германия! Тут!

– - Разве интересно?

Парень усмехнулся и кашлянул.

– - Конечно, интересно, -- сказал он и начал свертывать номер.

– - Пятачок?
– - спросил он, положив медную монету на стол к Зинаиде Петровне.

– - Ничего не надо. Возьмите деньги! Как вас зовут?

Парень опять ухмыльнулся и, поматывая картузом в руке, спросил:

– - А вам зачем?

– - Хочу с вами познакомиться...

– - Когда так, -- Петр Максимыч Коровин!
– - сконфуженно произнес парень и подержал в своей жесткой и сильной руке протянутую ему Зинаидой Петровной руку.

Присутствовавший при этой сцене Ильич стоял, заложив руки за спину, и не без удивления смотрел на это знакомство. "Чудит барыня", -- подумал он и заметил парню:

– - А ты, братец, натоптал тут порядочно...

– - Ничего. Где вы, Петр Максимыч, живете? Скажите свой адрес, -- я вам буду посылать газету бесплатно... Вы любите читать?

– - Конечно... Мало только время у нас... Весьма благодарен. Я живу в Слободке... Очень далеко... не найдут меня... Кабы можно было, -- я лучше приходил бы иногда за газетой...

– - Заходите! Я велю давать вам номер бесплатно.

– - Очень благодарен. Счастливо оставаться!
– - сказал парень и сам уже протянул руку.

– - А меня зовут Зинаидой Петровной; если вам надо будет увидать меня, -- я всегда здесь... Приходите и велите меня позвать... Я вам могу, если хотите, интересных книжек дать почитать...

– - Если заблагорассудите, очень буду благодарен. Я читать очень люблю. Конечно, времени нет у нас, а то...

– - Зайдите-ка ко мне в воскресенье, вечерком!

– - Отчего же... Весьма благодарен.

Парень ушел, а Зинаида Петровна побежала в редакцию и поделилась своей радостью с товарищами. Этот день был для Промотовых

целым праздником: так приятен был этот неожиданный отклик грязного человека с закорузлыми руками. Зинаида Петровна весь день ходила, как-то подплясывая, смеялась и спорила с Силиным о значении этого явления.

– - Уж и "явление"! Пришел один чумазый парень, так у вас уж целое явление...
– - говорил тот, хотя и ему был очень приятен этот приход чумазого парня.

С тех пор Петр Максимыч начал похаживать в контору за номерочком, а по праздникам заходить к Зинаиде Петровне. Скоро он перестал чувствовать неловкость в обществе чужестранцев, называл всех по фамилии, прибавляя "господин", и говорил с ними, сидя за чайным столом, о своей жизни, о своем заводе и о своих товарищах, о том, какие порядки на заводах в чужих краях, о том, как живется там рабочему человеку... Зинаида Петровна взяла под свое покровительство этого смышленого парня и шла навстречу любознательности Петра Максимыча, ссужая его популярными книжками по разным отраслям знания, беседуя с ним по поводу прочтенного и объясняя непонятное:

– - Что-то вот здесь непонятно мне... Коли больше плата -- лучше живется; коли лучше живется -- народ множится... И опять загвоздка: коли народ множится -- деться некуда, цену сбивают... Что ж теперь против этого делать?
– - спрашивал Петр Максимыч, и в его глазах было столько напряженного ожидания, столько жажды услышать разрешение, понять, что не только Зинаида Петровна, но и Владимир Николаевич, и даже Сплин начинали наперерыв пространно и торопливо объяснять. Когда Петр Максимыч понимал, -- его глаза светились детскою радостью, и он поматывал своей вихрастой головой, но как только переставал понимать, так лоб его морщился, рот как-то приоткрывался, и во всей фигуре Петра Максимыча было столько беспомощности, столько отчаяния и досады на себя, что Зинаида Петровна спешила его утешить:

– - Непонятно? Ничего. Нельзя все сразу... Потом поймем...

– - Голова тугая, -- конфузясь и виновато улыбаясь, говорил Петр Максимыч...

Когда Петр Максимыч уходил, Зинаида Петровна, довольная успехами своего ученика, бросала Силину:

– - Что, нечего делать, а? Дела много, только не надо задаваться скороспелыми проектами геологических катастроф...

– - Ха-ха-ха!.. Отыскали бедного Максимыча и готовы разорвать его на части...

И начинался спор.

– - Все это, сударыня, не ново, все это -- старая штука... Такое дело всегда делалось и составляло лишь одну крупицу одного большого дела...

– - Вот в том-то и ошибка, -- вступал в спор Владимир Николаевич, -- в том и ошибка, что на это смотрели, как на крупицу, в то время, как эта крупица и есть то именно зерно, которое способно прорасти... Наша интеллигенция былого времени слишком надеялась на свои силы и полагала, что она на своих плечах поднимет всю тяжесть социальных зол... Ну, и надорвалась!.. А силы наши очень маленькие и надо использовать их с возможною пользою... Не надо сражаться с ветряными мельницами и совершать геркулесовского подвига... Теперь ясно, что одно геройство не поможет...