Чужестранцы
Шрифт:
– - Можно уехать в другой город... И никто ничего не узнает... Не плачьте...
– - Меня не пустят. И некуда уехать... Господи, какая я бедная...
Девушка поднялась с места и порывисто упала своей головой на грудь Софьи Ильиничны.
– - Голубушка! Родная моя! Ну помогите мне, ну пожалейте меня, -- сквозь слезы шептала она, вздрагивая от рыданий, и стала ловить руку Софьи Ильиничны, чтобы поцеловать эту руку.
– - Что вы?
– - что вы?
– - испуганно отшатнувшись, воскликнула Софья Ильинична, -- как-нибудь устроится... Подумаем...
– - Надо бежать домой... Там ждут, будут спрашивать, где была, -- встрепенувшись, произнесла девушка и стала утирать слезы рукавом кофточки.
– - Вот увидят, что
– - Не надо плакать...
– - Я не буду, -- улыбаясь ответила девушка, -- я к вам приду потом, когда будет можно.
– - Приходите. Как-нибудь... Подумаем...
С тех пор пациентка Софьи Ильиничны почти каждый день забегала к ней на одну минуту и все умоляла спасти ее. Софья Ильинична утешала ее, как могла и умела, но спасти медлила и день за днем откладывала, измышляя, как бы выйти из данного положения и ей самой, и девушке. Спасти так, как просила ее девушка, Софья Ильинична не могла: она считала это делом безнравственным и всегда бросала грязью в своих товарищей по профессии, занимающихся подобными операциями. Надо было придумать что-нибудь другое... Но что? Ничего не придумаешь, кроме давно уже придуманного: убедить с терпением и мужеством встретить страдания, позор, все невзгоды и все, все, во имя того неповинного существа, которое столько горя и несчастия принесло уже матери, не успев появиться на свет... Разве это существо виновато?.. Отказать однако в спасении прямо и категорично Софья Ильинична не решалась и говорила, что теперь его выгнать нельзя, и что надо обождать, выигрывая таким образом время, чтобы подготовить девушку исподволь к грядущим страданиям. Девушка была беззаветно благодарна Софье Ильиничне, не подозревая здесь отговорки, и смотрела на нее с каким-то особенным выражением в глазах: так смотрит ребенок на взрослого, когда тот за него вступится и не даст в обиду. Наташа -- так звали пациентку -- называла Софью Ильиничну "милой", "родной" и говорила, что теперь у нее один только и есть человек на свете, перед которым она не боится открыть свою душу... Несколько раз Наташа рассказывала Софье Ильиничне про свою обиду.
Роман был самый заурядный и неинтересный, какими бывают вообще романы бедных девушек. Он -- студент новейшей формации, сын Ивана Парфеновича Перетычкина; каждое лето, приезжал к родителям отдыхать от наук и усердно ухаживал за наивными провинциальными Маргаритами. В числе последних была и Наташа, дочь того самого титулярного советника Ильи Гавриловича, который потерял на Прямой улице новую резиновую калошу и ругал прогресс. Илья Гаврилович был старичок с голым затылком и с височками в форме запятых; он гордился беспорочною тридцатипятилетнею службою в полицейском управлении и особое значение придавал вписанным в его формуляр словам: "случаям, лишающим его права па получение в свое время" и т. д. Илья Гаврилович отличался богобоязненностью, аккуратно посещал церковные службы, соблюдал все посты, а по субботам надевал круглые очки с веревочкой на голову и читал своей престарелой подруге жития святых на славянском наречии; по женскому вопросу он строго придерживался советов "Домостроя", дочь воспитывал в строгости и не отделял ее целомудрия от чистоты своего формулярного списка... Проклянет, выгонит вон, умрет с горя, если узнает, что его Наташа связалась, как какая-нибудь потаскушка, без законного брака...
А Наташа поверила своему студенту и согрешила... Студент уехал осенью в Петербург и на целый ряд пламенных писем Наташи наконец ответил до востребования такими словами: "Я решительно не понимаю, чем вызвано ваше предположение, что ребенок должен быть мой, а потому убедительно прошу вас, милостивая государыня, оставить меня в покое". Письмо было написано жирным разгонистым почерком, свидетельствовавшим о силе воли и недюжинном характере автора. Подписи на письме никакой не было. Показывая это письмо Софье Ильиничне, Наташа так наивно
– - Вот какие мужчины бессовестные: погубят и еще надругаются...
– - Наташа, он обещал вам жениться?
– - Он клялся мне, что женится... Как кончит ученье, так женится...
В голове Софьи Ильиничны блеснула мысль: нельзя ли разрешить это дело женитьбой?.. Это была последняя соломинка, за которую можно было ухватиться... Исподволь расспросив Наташу о родителях студента, Софья Ильинична, после долгих колебаний, решилась сходить к ним и поговорить... Она постарается увидать мать студента и расскажет ей все откровенно, не называя, конечно, имени девушки... Мать поймет, -- она сама женщина... Быть может, что-нибудь и выйдет. Надо сделать все, что можно сделать.
Набравшись мужества, Софья Ильинична пошла в дом купца Перетычкина.
– - Можно увидеть сына, студента?
– - спросила она отперевшего ей дверь мальчика.
– - А вы кто такие будете?
– - Надо мне... Знакомая.
– - Сына нет, он нынче не приезжал.
– - Кто там?
– - раздался грубый голос Перетычкина из соседней комнаты.
Мальчик стремительно исчез, а затем вскоре вышел в переднюю сам Перетычкин.
– - Кого тебе надо?
– - спросил он сердито.
– - Я хотела бы поговорить с матерью студента Перетычкина.
– - Зачем тебе мать? Говори со мною. Я -- сам Перетычкин, отец. Должен, что ли, тебе Колька?
– - Нет... С вами неудобно говорить... Нельзя ли увидать вашу жену?
– - Что за секреты такие?.. Она ведь, все одно, скажет мне, это ты знай...
– - Пусть скажет, а мне неудобно...
– - Вот... хм!..
– - выпустил Перетычкин, улыбаясь во весь рот.
Видимо, его заинтересовала эта таинственность.
– - Пройди в залу! Сядь тут!.. Сейчас пришлю, жену...
Явилась жена.
– - Что вам от меня требуется?
– - спросила она, ответив на поклон Софьи Ильиничны издали, оглядываясь, -- словно боялась и предупреждала кого-то быть настороже.
– - Я пришла переговорить с вами о сыне, Николае Ивановиче... На душе у него есть большой грех, который надо...
– - У кого, матушка, нет грехов?.. Все мы -- грешны...
– - перебила Перетычкина и присела на стул.
Софья Ильинична рассказала подробности греха.
– - Честный человек должен жениться... А вы, мать, поддержать его...
– - Ну, уж это меня не касается... А жениться на всякой не только что не одобрим, а отговаривать будем.
Софья Ильинична вспыхнула и постращала.
– - Хорошо... Но тогда есть суд!.. Ваш сын соблазнил девушку...
– - А чем ты это докажешь?
– - громко спросил Перетычкин, отворяя дверь соседней комнаты.
– - Докажем.
– - Где документы? Где свидетели? Ты вот что, -- поди-ка с Богом, откуда пришла, а то...
– - закричал он, шагнув вперед.
Софья Ильинична вскочила с места и выбежала вон. На улице уже она вспомнила, что оставила в передней у Перетычкина свой зонтик, но не вернулась за ним...
Время шло. Надо было наконец сказать Наташе правду.
– - Наташа! Я много думала о вас и о том... который родится... Надо все перенести, не надо губить ребенка. Он ведь не виноват?
– - сказала однажды Софья Ильинична пришедшей к ней Наташе
Наташа побледнела и неподвижно остановила свой взор на Софье Ильиничне.
– - Надо все перенести... Ребенок не виноват...
– - А я разве виновата?.. Ведь я не знаю, как все это случилось...
Софья Ильинична, потупясь, молчала. Жирный кот прыгнул на колени к Наташе и, мурлыча, стал гладить ей щеку своим пушистым хвостом. Любопытная хозяйка толкнулась в запертую дверь и, когда Софья Ильинична сказала "нельзя", -- заявила, что ей нужно взять самовар, -- "завтра праздник и нехорошо, если самовар останется невычищенным". Наташа накинула шаль и отвернулась в сторону, а Софья Ильинична взяла самовар и понесла его к двери.