Чужие-2: Планета отчаяния
Шрифт:
«Неужели мы действительно улетаем? Даже не верится», – Рипли ласково сжала руку Головастика. Теперь расставание с этой жуткой планетой заставило ее испытывать почти щемящее чувство, похожее на тоску.
Так всегда бывает при прощании с прошлым – Рипли знала, что сейчас в ее жизни заканчивается очередной этап и начинается новый. Другой. И неважно, что он будет лучше – просто потому, что хуже быть уже не может, – Рипли думалось, что она теряет сейчас какую-то часть себя, а это всегда вызывает боль.
Ветер крепчал. Между камнями с легким
«Да, в этом есть все же что-то романтичное», – подумал Хиггс, глядя, как ветер треплет волосы Рипли. – Напряжение боя, риск, потери, радость спасения и этот ветер… Да и красивые девушки к тому же».
«Дрейк… Как жаль, что его сейчас нет с нами», – думала, вглядываясь в темнеющее небо, Вески.
Ветер свистел…
– Летит, – тихо прошептала Ньют.
Действительно, на фоне неба возникла маленькая блестящая точка, которая быстро приближалась, увеличиваясь в размерах и принимая очертания челнока.
«Вот и все?» – почти одинаково подумали все сразу, вкладывая, разумеется, в этот вопрос свои особые оттенки и намеки.
Все!
Челнок был уже совсем близко, когда его траектория вдруг резко изменилась.
В первую секунду никто ничего не понял.
Летательный аппарат вдруг резко пошел вниз, почти накренился набок и проехал брюхом по вершине скалы. Брызнули во все стороны оторванные детали шасси.
Новый рывок заставил его выпрямиться, но ненадолго: челнок падал, волоча за собой дымный шлейф. Он еще летел и вполне мог дотянуть до места посадки, но было видно, что его корпус разваливается на лету.
Вместо спасителя к ним мчалась огромная бомба – можно было не сомневаться, что до взрыва остались считанные секунды.
Этот новый поворот судьбы оказался слишком уж неожиданным – на какое-то мгновение все оцепенели.
Вот это уже действительно было концом: взрыв челнока не пощадил бы никого.
Превращаясь на лету в огненный шар, челнок несся прямо на них.
Вырвавшись из лап смерти зубастой и когтистой, они могли с секунды на секунду стать добычей смерти огненной.
– Бегите! – пронзил воздух отчаянный крик.
Они бросились врассыпную, кто куда, не разбирая дороги.
Единственное, что запомнила из всего этого Рипли, – это как она старалась прикрыть девочку собственной спиной. Они так и упали, вдвоем, когда взрывная волна догнала их и швырнула на камни: Ньют снизу, а Рипли сверху, закрывая ее своим телом от посыпавшихся обломков.
Раздался грохот, по спинам прокатил жар, замельтешили в воздухе куски летательного аппарата; набухли, вытянулись вверх и рассыпались огненные клубы, и наконец все стихло.
Запахло гарью.
Свистящий ветер уносил ее в сторону города; опадали на землю черные хлопья.
Казалось, кроме них и неровного клочковатого огня на месте аварии, на всем ландшафте не двигалось ничто. Все замерло, покрывшись копотью и изуродованными кусками металла. Да и сам огонь слабел, стараясь спрятаться вглубь щелей и под более крупные
Одиноко и пронзительно свистел ветер.
Медленно уползало за горизонт солнце. Его отблески на металле и окнах оставшегося где-то далеко купола гасли один за другим.
Но пауза, полная молчания, продлилась недолго. Шумно встал, сбрасывая с себя обгоревшие обломки, Хадсон, повертел головой, отыскивая остальных, и выругался.
В голове у него шумело.
Неизвестно, сколько потрясений подряд должен испытать человек, чтобы «сойти с нарезки»: у одних это не получается вообще, другим достаточно одного раза; Хадсон уже несколько раз срывался, но всякий раз снова приходил в себя. На этот раз истерика охватила его всерьез и надолго.
После ругани он коротко хихикнул и побрел, пошатываясь на ходу и срывая с себя остатки верхней куртки. Нарисованный на ремне череп вылез наружу – казалось, он скалился, потешаясь над хозяином.
Осторожно привстала и Рипли: посмотрела, все ли в порядке с Ребеккой, и лишь тогда поднялась на ноги.
Пейзаж, секунду назад мертвый, оживал на глазах. Потирая руки и шею, встал Берт. Его взгляд рассеянно прыгал из стороны в сторону, выдавая полную растерянность. Он не просто не знал, как вести себя сейчас, – после удара в голове шумело, и Берт слабо соображал, что вообще происходит. Впрочем, рассудок и самообладание возвращались к нему быстро. Пожалуй, только искусственный человек опередил его в этих качествах – но он, в отличие от остальных, и был запрограммирован на то, чтобы не потеряться в какой бы то ни было ситуации. Поправив одежду, он сразу же принялся откапывать лейтенанта.
– Великолепно, а? – заговорил Хадсон. Со стороны можно было подумать, что он был пьян в стельку: ужимки и интонации, с которыми он начал свое выступление, не могли принадлежать трезвому человеку. Пошатывание только усиливало этот неожиданный эффект. – Просто лучше не бывает, да? Вот здорово! Только этого нам не хватало! А? Все слышали? Что теперь будем делать, а? Могу всех поздравить – мы теперь в полном дерьме!
Он говорил первое, пришедшее на ум. То ли от удара, то ли от иного потрясения все его мысли спутались и крутились в голове почти бессвязным набором слов и чувств. Он больше не придумывал странных версий, не выискивал дополнительных причин для страха – он просто ничего не соображал, кроме того, что они действительно «сидят в дерьме», и выбраться из него невозможно.
Хиггс провел рукой по жестким взъерошенным волосам.
Ему было не до выслушивания чужих истерик.
У Хиггса не было ни готовых сверхустойчивых программ, как у робота, ни веры в собственную неуязвимость, если не бессмертие, как у Берта, ни даже детской способности привыкать вообще ко всему и жить настоящим моментом, как у Головастика. У него было другое.
Долг.
Может быть, в одиночку Хиггс и сплоховал бы – но теперь такого права он не имел.
В первую очередь нужно было привести Хадсона в порядок.