Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Рядом, толкаясь в борт, покачивался «Дипси Челленджер» — в горизонтальном положении его удерживал третий распухший баллон — оранжевого цвета.
Сам Кэмерон, вымокший, но абсолютно счастливый, сидел на палубе советского батискафа, привалившись спиною к рубке.
— Christ, that felt good… — блаженно вытолкнул он.
Наташа, присевшая рядом, глянула на спасенного искоса. Весь последний месяц Иверневой не давала покоя одна мысль, что зудела и зудела в голове.
Ровно десять лет назад Миша рассказал ей об эпичной мелодраме «Титаник», которую снял вот этот самый человек, что жмурится
Кинокартина названа иначе — «Сердце Океана». Вот это и мучало Талию.
Миша никому, кроме нее, о «Сердце Океана» не рассказывал, тем более с привязкой к «Титанику» и цвету ее глаз. И она не раскрывала их интимную тайну… Выходит, что Миша раздавил ненароком ту самую бабочку?..
Исчерпав весь запас терпения, Наташа небрежно спросила, переходя на «инглиш»:
— Скажите, Джеймс, а почему ваш последний фильм так назван? «Сердце Океана»… Хм. В честь кулона из танзанита?
— О-о, — затянул «режиссенто», оживляясь, — это очень занятная история! И название придумал вовсе не я, а… одна женщина по имени Исида. Я далек от романтики, и хотел назвать картину просто… даже очень просто: «Титаник». А зимой передумал! Я к тому времени… еще до прошлого Рождества… здорово «подсел» на генеративную нейросеть «Исидис» — и пришел к выводу, что это вовсе не бездушный робот, а живое, разумное существо, обладающее не только интеллектом, но и интуицией, чувством юмора и даже сарказмом. Окончательно я в этом убедился, когда Исида нарисовала мне несколько рекламных постеров к «Титанику». Я до того был впечатлен ими, что сходу поменял название на «Сердце Океана». Согласитесь, так гораздо лучше!
— Соглашусь, — мило улыбнулась Талия.
Душа ее успокоилась, как океан вокруг. Миша не наступал на бабочек… Ну, а о том, что она — «мама» Исиды, умолчим…
— Лю-юди! — донесся голос Инны из недр батискафа. — «Богатырь» от нас в двадцати милях, «Мэрмейд Сапфир» чуть дальше. Скоро оба причапают!
— Левицкий! — воззвала Ивернева.
— Да иду я, иду! — ворчливо отозвался Эдуард Первый. — Посидеть уже не дают…
Малиновое солнце боязливо, калёным краешком, коснулось темнеющего горизонта, и словно растеклось по волнам, нагоняя багровый сумрак. Восстававшие из вод мачты «Богатыря» чернели внахлёст, штрихуя алый диск. Классика!
Наташа вздохнула. Вот и сказочке конец… Страшной сказке со счастливым концом.
Скоро, очень скоро подвалит судно снабжения, и ими снова завертят дела. А пока…
А пока «Богатырь» всё еще далеко, и не глушит величавую тишину вечного наката, где шуметь позволено лишь волнам.
Четверг, 22 апреля. День
«Гамма»
Тихий океан, атолл Рароиа
Вайткус не спал часов с пяти утра. Возраст…
Лежишь, дремлешь, мысли перебираешь…
Губы его дрогнули, складываясь в улыбку.
Маруата… В переводе — «Тень облаков»…
Смуглая и миниатюрная, «гидесса» перекидывала копну черных волос на маленькую,
Перистые листья пальм то целомудренно смахивали тени на юркую попку, то бесстыдно выставляли ее сверкать на солнце…
А рядышком, в двух шагах, блистала нереально голубая лагуна, и реял в лазурной выси фрегат, притворяясь огромной ласточкой…
Смешливая и озорная, в любви Маруата оставалась дикаркой, не знающей приличий, и не умеющей притворяться. Стоило ему потянуться к ней, как девушка ослепительно улыбнулась — и сбросила легкое платьице.
«Ты такой большой… — жарко лопотала вахине, уже дважды извалянная в песке. — Такой добрый… Я хочу любить тебя еще и еще, долго-долго…»
Смущенное бормотание любовника Маруата слушала, смутно улыбаясь.
«Старый я совсем… — выталкивал Арсений, впервые стыдясь своих лет. — Восемьдесят семь скоро…»
Девушка весело рассмеялась, встряхивая иссиня-черной гривой, шаловливо потерлась о Вайткуса грудями, и медленно, томно потянулась к его уху.
«Ты не старый, а большой… — шептала она, перебирая пальцами седые волосы. — И очень хороший…»
Маруата радостно взвизгнула, опрокинутая на спину, заерзала, подставляясь — ножки врозь, и вся навстречу! Выдержало сердце, сдюжил организм… Арсений Ромуальдович вздохнул.
Марта…
Забавно, но лишь вечером, когда «Сапсан» отплыл из ПМТО, его удивило сходство имен — супруги и «гидессы». Марту он забыть не сможет, а Маруату не хочет забывать…
С кряхтеньем сев, Вайткус оглядел тесную каютку. Узкая койка, откидной столик под круглым иллюминатором, коврик перед дверью. Одеваешься, когда — постоянно задеваешь гулкую алюминиевую переборку…
Натянув флотские шорты, обувшись, Ромуальдыч вышел в коридор, наполненный гулом и свистящим рокотом. Теплая вода, плескавшаяся в умывальнике, не бодрила, но как будто разгладила лицо, а чистое «вафельное» полотенце стерло сонливость.
Вернувшись в каюту, Вайткус накинул рубашку и выглянул в иллюминатор. Времени… Он посмотрел на серебряный «Ролекс». Ага… Второй час, как Володька перетащил их в гамма-пространство.
А вокруг — острова Туамоту. Детская мечта! А уж Рароиа…
Арсений нахмурился, и присел на скрипнувшую койку.
Марта…
Жена отошла зимой. Усохла за осень, а к декабрю слегла, и всё нашептывала ему, где похоронить, да где отпеть. Так и померла, не договорив. Выдохнула — и не стало Марты, одно лишь тщедушное тельце едва морщило накрахмаленную простыню, словно насмехаясь над былою красотой.
Маруата…
Как этой девчонке удалось растормошить его, избыть вялую горечь! Трижды заниматься любовью за каких-то полдня! В его-то годы…
«Я не старый, — вспомнил Арсений с нежной улыбкой, — я большой!»
— Внимание! — разнеслось по громкой связи. — По местам посадочного расписания! Дрон — к запуску!
Вайткус резко подался к иллюминатору — в нескольких кабельтовых, прямо по курсу, гнулись кокосовые пальмы. Рароиа…
* * *
«Сапсан» перелетел рифы с подветренной стороны, и мягко осел на воду лагуны. По инерции заехал днищем на скрипучий песок.
Пьянзин первым соскочил на берег, вторым был Вайткус.