Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Ее сиятельство потянуло паузу, но Иванов живо прервал ее:
— Минуточку! Для зачина, как выражался Юрий Владимирович, тебя саму полагается назначить Магистром… пардон, Магистрессой Приората! Что я со всем удовольствием и делаю, на правах советника Президента и председателя Совета национальной безопасности, — дурашливо поклонившись, он забубнил: — Всё-всё, Ваше Преимущество! Молчу-молчу!
— Молчи-молчи! — молвила княгиня с деланной надменностью. Дотянула паузу, и торжественно провозгласила: — Всех мужчин, присутствующих в этом зале, я посвящаю
— Ур-ра-а! — завопили «три грации», явно по сценарию, и их радостный клич умножился десятками голосов, грубых или мелодичных.
— К столу, Рыцари! К столу, Дамы! С Новым годом!
Огромный телевизор на стене расцвел красками, живописуя ночной Кремль. Колокола перебрали гулкую медь, и густеющим набатом поплыл первый удар курантов.
— Наливаем! Наливаем! — засуетилась Ленка Браилова.
— Успеваем, успеваем! — смеялась Лиза Векшина.
Я ловко сдернул фольгу, раскрутил проволочную уздечку, удержал пальцами пробку… Шампанское испустило дух, и пролилось пенной струей.
Первой подставила свой бокал Тата Ивернева. В коротком белом платье, в расстегнутом кардигане, темно-синем, как камбоджийский сапфир, она была восхитительна. Я подмигнул красотке, и Тата ответила ясной улыбкой. А вот, что таилось в ее безоблачных глазах…
— Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Ура-а!
— С Новым годом! С новым счастьем!
Наши с Иверневой бокалы сошлись, выпевая тонкий звон, и я сказал, будто заклиная судьбу:
— Всё будет хорошо и даже лучше!
Четверг, 1 января 2004 года. Ночь
Ново-Щелково, проспект Козырева
Лена Браилова реально подняла себе настроение — Новый год как будто уравнял былое с грядущим, оставив обиды в прошедшем времени. Даже память о самой большой своей ошибке, о «мерзавчике» Михе из «Беты», загладилась, затянулась, как старая рана.
В конце-то концов, то была не исключительно ее житейская помарка. Она влюбилась в тутошнего, «настоящего» Миху. Женатого. Вот и перенесла свою любовь на его точную копию…
И лишь годы спустя поняла, что неприятные мелочи из семейной жизни, беспокоившие ее, как нутряные занозы, были вроде вышних подсказок — ты спишь с врагом, бездушным и бездарным эгоистом.
О, сколько раз она уворачивалась от ужасной правды, закрывала глаза и затыкала уши, пока лавина доказательств не похоронила и любовь, и веру, и надежду!
Одно лишь грело одинокую, подмерзшую душу — злая, отчаянная обида на «мерзавчика» не коснулась детей. Денис сразу «занял вакансию» мужчины в доме, а Юля… Девушка никогда не вспоминала об отце, а вот к мачехе привязалась по-настоящему, и даже называла Лену мамой.
Когда это мягкое нежное слово сорвалось с детских губок впервые, Браилова расплакалась. Следом заревела Юля. Тискается к Лене, слезы капают… И обеим тепло.
Женщина посмотрела на себя в зеркало, и вздохнула.
Поправив прическу, Лена вернулась в актовый зал, из условной тишины в веселое шумство. Опытный женский взгляд сразу выделил Тату Иверневу — хорошенькая капитан госбезопасности мигом завладевала мужским вниманием. Гена Векшин аж шею вывернул, глядя на «Белоснежку», но издали, боясь недобрых огоньков в глазах Лизы. Альбина тоже фырчала на своего Изю, как разозленная кошка — ты, вообще-то, женат, и нечего пялиться на посторонних красоток! А Динавицер, расплываясь в щедрой улыбке, отвечал, что все они теперь одна большая семья во главе с «крестной матерью»…
Подумав, Лена взяла со стола стакан холодного морса, и с удовольствием выкушала его. Некая залетная мысль назойливо теребила сознание…
Браилова рассеянно посмотрела в окно, ощупью проходя по цепочке давешних дум, и, как ей показалось, совершенно случайно связала несколько фактов.
Это было невероятно — мелкие с виду, лежащие на поверхности факты сложились в поразительное явление. В открытие.
Оставив стакан на подоконнике, Лена тщательно проверила и перепроверила несложное сочетание обычностей, затертых в буднях. Ошибки не было.
«Неужели… Я одна, что ли, такая умная?»
Быстрым шагом женщина обошла зал, потом коридор. Миша обнаружился в приемной, занятый важным делом — директор ОНЦ заваривал чай. Из кабинета волнами доносился галдеж — судя по всему, там бурно обсуждали асимметрические преобразования Киврина.
— Мы уже здоровались, или нет? — поинтересовалась Браилова, слегка нервничая. — На всякий случай — привет!
— Привет, Ленусик! — тепло заулыбался Гарин. — Проходи, я сейчас этих алкашей чаем отпаивать буду. С тортом!
— Знаешь… — вытолкнула женщина, как будто не слыша. — Я тут… Вот, посвятили меня в Дамы Приората — и хожу в каком-то смятении… Я уже давно догадывалась насчет твоего… м-м… происхождения. Ты спалился, еще когда мы ставили опыты на самой первой хронокамере. Помнишь? Но у нас не было доверительных отношений, и мне в свое время не хватило духу загнать тебя в угол…
— Ну, тебе это почти удалось, — мягко улыбнулся Миха. — Пошли, почаевничаем!
— Да я…
— Это приказ! — Гарин поднял палец, изображая начальственную строгость.
Народу в кабинет набилось, будто в вагон метро будним утром, и директор отворил окно, впуская свежий воздух. Между дверью и столами топтались Корнеев с Ядзей, вальяжный Киврин и несерьезный Рома Почкин, представительный Бельский из межпространственников и профессор Шатров, с осени возглавивший Отдел хронодинамики ЦИЯИ в Пенемюнде.
Корнеев возмущенно выговаривал Киврину:
— Ну, и что теперь? Складываем руки на брюшке, и садимся в позу Ждуна? Ты же помнишь наши опыты с юбилейным рублем! Дистанция заброса в прошлое — пять лет! Пять лет!