Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Ну, если уж совсем откровенно, именно дедовское беспокойство и привело «Брата Стругацкого» в Институт Мозга. Страшно же идти — а вдруг чего-нибудь обнаружат, как у Арка?.. Однако эту детскую боязнь передавливала вполне себе взрослая тревога, да и не те года уже, чтобы отмахиваться от хворей…
…Раздраженный, выбитый из зоны комфорта, Борис Натанович представлял «доктора медицинских наук» этакой старой грымзой, что ходит по-утиному, вперевалочку, охая и жалуясь на больные ноги.
Однако встретила его довольно молодая женщина, стройная и приятная. Светлана и объяснила причину, взволновавшую «трех граций».
«Помните,
Писатель сперва не поверил. Метакортикальная аномалия… Латентная паранормальность… Это было настолько непредставимо, настолько чуждо его внутреннему пониманию, что душа с порога отторгала всякую метапсихическую дребедень.
Ну и что с того, что детектор регистрирует высокую напряженность психодинамического поля? Да это, вообще, фантастический термин! Психогенное поле… Энергия мозга… Сила…
Всё это выдумки! Нет, ну, может, психологические феномены и существуют в действительности — у каких-нибудь экстрасенсов, вроде Нелли Кулагиной или Розы Кулешовой, но он-то здесь причем?!
Окончательно прояснить ситуацию должно было зондирование на томографе — специальная компьютерная программа (кстати, разработанная Натальей Иверневой) легко выявит метакортекс у него в коре — или в подкорке? — и даже очертит границы аномалии.
«Дорогой Борис Натанович, — серьезно сказала Сосницкая. — Открою вам большой-пребольшой секрет: мы, вообще, хотим проверить всех деток в Союзе на предмет паранормальности, чтобы она не ощущалась так болезненно, как у вас. Ничего не бойтесь! Люденом вы не станете, и к Странникам не перебежите, — улыбнулась она. — И никаких минусов в вашей жизни не образуется, а вот плюсы — наверняка. Вы сможете, например, лечить наложением рук… если, конечно, захотите стать психохирургом, как Миша Гарин. Но и это необязательно. Ваша форма паранормальности — латентная, как бы спящая. Мы можем ее разбудить — и обучим вас, как направлять Силу и сознательно ею пользоваться… Да вы и самого себя оздоровите! И обязательно прибавите энное число лет к тому сроку, что задан судьбой. Тут всё зависит от вас. От вашего выбора…»
Ровно через неделю, в два часа дня, Борис Натанович явился на МРТ-обследование.
* * *
Стругацкого увлекло в белую гулкую «трубу» томографа, и теперь мощный басистый гул наплывал со всех сторон.
— Вдо-ох… — мелодичный голос Светланы, вытекший из наушников, перебил шумы. — Не дышите!
Борис Натанович замер, и мысли закрутились в голове, как та змейка, что вцепилась в собственный хвост.
Всю неделю он переживал, и настроение качалось, будто маятник, от «Надо сходить» до «Никуда я не пойду!» Измотавшись, Борис всё рассказал брату. Реакция у Аркадия была ожидаемой — тот не поверил. Рассердился даже, басил, недовольно шевеля усами: «Бобка, вечно ты выдумываешь!»
Но «Бобка» был терпелив и настойчив. С третьего раза брат задумался, и выдохнул: «Иди!»
Хуже, дескать, не будет, а вот лучше… Очень даже может быть.
Аркаша, взволнован и растерян, мерил комнату грузными шагами.
«Знаешь, Боб, — ворчал он, горбясь, — будь ты моложе, с разбегу бы кинулся в эту паранормальность! Правда же? Помнишь, как мы — давно-давно! — в Институт
«Ну, ты вспомнил! — забрюзжал Борис. — Это когда было-то? Лет сорок назад! Ха! Ну… да… — его плечи опустились. — Меня тогда потряс тот электромагнит — подносишь его к затылку, а перед глазами цветные пятна плывут…»
«Во-во… А теперь тебя, как Комлина… того… инициализируют! Радовался бы. Будешь меня врачевать… И Адку! И, вообще, гордись!»
«Да я горжусь…» — вяло откликнулся «Бобка»…
— Дышите!
Сердце билось неровно, но не брало болями на испуг.
«Подлечишь свой миокард заодно, — мелькнуло в голове. — И почку новую отрастишь, хе-хе…»
— Обследование закончено.
«И что, что там?» — заерзал Борис Натанович, но его узкое ложе уже покидало магнитно-резонансное нутро.
Кряхтя, «кандидат в людены» сел, а Сосницкая встала, изящно выходя из-за пульта.
— Поздравляю, — мягко, почти нежно улыбнулась она. — Вы — паранорм!
Писатель тяжко вздохнул, хотя сердчишко и забилось, словно радуясь новому, свежему в застарелом житье-бытье.
— Ох, Светлана, не знаю, что и думать…
— Не важно, что думать, а как! — послышался знакомый голос, донося шутливое назидание, и в поле зрения классика советской фантастики появился Гарин.
— И как же? — строптиво хмыкнул Стругацкий.
— Позитивно! — вскинул палец Михаил. — Здравствуйте, Борис Натанович! Очень рад, что нашего полку прибыло.
— А я еще не решил, становиться ли мне в ряды… — заворчал писатель, включая демона противоречия.
— Ах, Борис Натанови-ич! — пропел Гарин. — А я к вам с оч-чень интересным предложением… Под эгидой Управления подготовки кадров КГБ и Отдела науки ЦК КПСС организуется закрытая школа-интернат для детей-паранормов… Тот самый вариант «лепрозория», о котором вы как-то упоминали! Так вот. При школе создается экспертный совет, который будет разрабатывать — и обкатывать на базе «советского Хогвартса»! — методики Теории Воспитания. Я предлагаю вам возглавить этот совет.
Писательский «миокард» участил пульс.
— Что бы вы еще придумали! — заартачился Стругацкий. — Я, вообще-то, по базовому образованию — астрофизик, а не педагог!
— Ну-у… — тонко улыбнулся Гарин. — Склонность к воспитанию подрастающего поколения у вас тоже имеется… Недаром вы возитесь с молодыми авторами. Да и, потом, на должности председателя экспертного совета мне нужен именно ученый с видением будущего, а педагогов в моей команде и без вас хватает.
Упершись ладонями в массивную раму томографа, Борис Натанович нахохлился и стыдливо поджал босые ноги.
— Я подумаю… — забрюзжал он, и длинно вздохнул, словно извиняясь за негативные мысли.
Четверг, 20 мая. День
Ново-Щелково, ЭШИ «Китежград»
С утра задувал настоящий суховей — теплый, почти жаркий для наших мест. Мне даже почудилось, что на волнах нагретого воздуха доплывал степной дух и запахи вянущих трав. Лето.
Признаться, я, как товарищ Пушкин, недолюбливаю знойную пору. Мне куда милей осень, время успокоения. С другой стороны, тихую прелесть подмосковных вечеров тоже никто не отменял, а ощутить ее можно лишь в летние месяцы. Зато Лее экое счастье! Каникулы!