Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Внизу мои философические печали резво сместились на волну старого брюзги.
«Ну, разумеется…» — подумал я, праведно негодуя. — Сборы — это же разгул стихии! Ералаш и бардак!'
В спальнях и гардеробных всё разбросано, раскидано в лучших традициях первозданного хаоса…
— А вот не буду ничего убирать! — мстительно вымолвил я, и прислушался. Тихонько шипела батарея, урчал холодильник… И что-то еще жужжало…
Тошку, как мы прозвали трудолюбивого робота-пылесоса с завода «Точмаш», я обнаружил в спальне
— Что, никак? — я поднял увесистого киберуборщика, и тот протестующе зажужжал, засучил короткими ножками. — Всё, Тоша, отмена!
Услыхав кодовое слово, роботёнок затих. Я вынес его в коридор и опустил на паркет. Тоша помигал индикаторами и, топоча лапками, как ежик, заспешил на подзарядку.
— Правильно! Мне тоже пора подкрепиться…
С утренней трапезой проблем не было. Первая новогодняя неделя хороша тем, что вообще не надо готовить — полки холодильника гнутся от салатов, закусок и давно остывшего горячего. А какое единство наблюдается по всем кухням Советского Союза! Всюду на завтрак подаются оливье, селедка под шубой и позавчерашние котлеты…
Ну, котлеты мы разогреем. И пюре заодно, отвердевшее, как утоптанный снег… Я зажмурился. Хорошо!
Что ни говори, а завтрак в безмолвии и одиночестве, когда всё спокойно и никуда не торопишься — это особое удовольствие. Ты не ешь, нервно поглядывая на часы, а смакуешь! А на десерт — чай с пирогом. И тишина…
Конечно, в эти плавно текущие минуты я испытывал чисто мещанские радости — ничего не делал, да пищеварил, — но кто сказал, что «il dolce far niente» не подобает мужам — ученым и государственным? Можно же, хоть иногда, побездельничать? Разнообразия для?
С сожалением углядев дно теплой чашки, я отставил ее и сменил вид недеяния — стал рассеянно глядеть в окно, на две сосны у забора.
Не удержался, заказал и сам заплатил, чтобы во дворе росла хоть пара хвойных пород из леса. Спецмашина выкопала сосенки — крепенькие, в два человеческих роста, вместе с корнями в кубометрах земли — и бравые садовники пересадили деревья.
Та, что левее — или правее? — надумала чахнуть по весне, но я ей втолковал, что подобное поведение весьма для меня огорчительно. Лично подкормил вонючим компостом, и сосна вняла — принялась, зазеленела…
Звонок радиофона спугнул мысли, рассыпая их на фонемы. Дотянувшись до «ВЭФа», я ожидал узреть на экране сюсюкающее «Риточка» или «Юлечка», а увидал короткое и твердое «Путин».
Воздыхая, пальцем придавил зеленый кружок.
— Да, Владимир Владимирович?
— Здравствуйте, Михаил Петрович, — донёсся до меня негромкий и сдержанный голос. — Елена Владимировна доложила мне о событии… которое не должно было произойти. Хм… Знаю, у вас радиофон с шифратором, но всё же… Вы не могли бы подъехать?
— Ну, разумеется, — ответил я, начиная переживать. — Еду.
— Жду, — обронил радик, и погас.
— Вот, вечно всё испортят… — мое ворчание разнеслось по холлу, однако холодный пузырь беспокойства
…Десятью минутами позже «Чайка» выехала со двора.
Терпением я никогда не отличался, да и ждать не люблю. Что мне оставалось? Гнать.
Сразу за КПП к моему «членовозу» пристроились два черных, приземистых «ЗиЛа». Кортеж раскрутился на заворотах эстакад, и понесся к Москве.
Тот же день, позже
Москва, площадь Дзержинского
Столица недурно подготовилась к росту благосостояния трудящихся — и к нашествию автомобильной орды. Въезды повсюду широкие, кое-где по десять, даже по двенадцать полос, но вот центральные улицы не раздвинешь.
Объехав памятник Железному Феликсу, я притулился на стоянку во внутреннем дворе, с тылу державного здания КГБ, доминирующего над площадью.
Дежурный старлей лихо козырнул, и проводил меня наверх. Шагая по бесконечной красной «кремлевке», я мимоходом успокаивался — не для этого ли и существуют длинные, гулкие коридоры? Отводить тревоги?
В приемной председателя все тянулись во фрунт, а я пожалел, что среди лощеных офицеров не теряется тихий, почти бесплотный Василь, вечный «адъютант» Андропова — скромный капитан ненадолго пережил Юрия Владимировича.
— Вас ждут, Михаил Петрович, — пробасил здоровенный секретарь, и отворил заветную дверь с привычной ловкостью лакея.
Кивнув, я переступил порог. Створка влажно клацнула за моей спиной, и в кабинете качнулась потревоженная тишина.
Оглядевшись, я шевельнул уголком рта — ничего не изменилось… Те же деревянные панели по стенам, те же плотные шторы цвета молочного шоколада… И никого.
Лишь только я об этом подумал, как отворилась потайная дверь, устроенная по велению Андропова, и нынешний хозяин кабинета явил себя — ладно скроен, крепко сшит.
— Мое почтение, Владимир Владимирович…
— Присаживайтесь, Михаил Петрович. — Скупо улыбнувшись, Путин повел рукой к небольшому столику у окна. За ним Ю Вэ любил вести неформальные беседы.
Мы уселись, расстегнув пиджаки и ослабив галстуки.
— Очень и очень тревожные новости из гамма-пространства… — нахмурился председатель КГБ. — Вы тот мир по-свойски зовете «Гаммой»?
— Да, — кивнул я, напрягаясь, — так проще. А что случилось?
— Случился теракт на Манежной площади в Москве, — раздельно и сухо сказал Путин, — как раз в новогоднюю ночь. Очень серьезный теракт. Бомбистка взорвала себя, убив больше сотни народу.
Я похолодел, лихорадочно перебирая давно прожитые дни.
— Самое же страшное, как ни цинично это звучит, — выговаривал Владимир Владимирович, мрачнея, — заключается в том, что взрыв ударит рикошетом по миллионам людей в настоящем и в будущем… «Гаммы». Вот, Елена Владимировна передала список жертв. Внимательно ознакомьтесь…