Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
— Тут сложно… — затянула Ивернева. — Помню, как меня пугала встреча с твоей мамой, Лея. Мы же с ней как бы сестры, у нас один и тот же отец, мы обе — Мстиславовны, только матери — из разных миров. А как увидела Наталью… Это была какая-то секунда, секунда узнавания — и обретение родной души! Думаю, вы почувствуете то же самое… — задумавшись, она вздохнула, и встрепенулась. — Так. За квартиру я заплатила вплоть до ноября. Обживайтесь. Если что, Тимофей будет дежурить на улице, в той зеленой «Тойоте»… Что еще? В Москву Гарин приедет девятнадцатого, остановится
Гарина вспыхнула, и живо закивала.
— Зайду к нему, — нервно улыбнулась она, — выпрошу заварки…
— Время? — резко спросила Тата.
— Ровно девятнадцать тридцать! — отчеканила Лея.
— А в полдевятого явлюсь я… — выдохнула Наталишка. — Верну пачку чая… Он скажет: «Да зачем, у меня есть, пейте!» А я ему: «Берите, берите! Всё равно ж придем занимать, мы такие неорганизованные…»
— Не забудь верхнюю пуговку расстегнуть! — вымученно пошутила «Рожкова».
— Сразу две расстегну, — буркнула «Томина», — чтоб ему лучше видно было…
Часы на кухне засипели, и кукушка, подчиняясь гирьке в форме шишки, добросовестно прокуковала. Время шло неторопливо и неумолимо, приближая тот самый день, тот самый час. Будущее накатывало из неведомого далёка, равнодушно смывая прошлое — так морская волна стирает следы на песке…
— А вдруг он не приедет? — пробормотала Натали. — Вообще?..
— Ну, вот! — расстроенно воскликнула Тата. — Теперь и мне переживать!
— Я больше не буду, товарищ подполковник! — младшая по званию и по возрасту покаянно сложила ладони. — Честное комсомольское!
Среда, 21 августа 1974 года. День
Первомайск, улица Дзержинского
Спасибо Ерошину, точность выведения достигла буквально пары сантиметров — энергосфера точнёхонько вписалась в колодец на старой водяной мельнице.
Отсверкали, отзудели разряды остаточной эманации, что змеились юркими молнийками, и я медленно выпрямился. Глянул вверх — в потемках топорщились ржавые стальные прутья, сто лет назад удерживавшие ступени винтовой лестницы.
Осторожно переступая, пробуя ногой сомнительную опору, я поднялся на самый верх. Скоро, очень скоро мне придется здесь спускаться, уходя от израильского спецназа… Или не мне?
Нет, не мне… Хотя сложно сказать, кто же я такой, на самом-то деле. Тело от моей альфа-версии, а сознание, личность, душа — нужное подчеркнуть — из родимой «Гаммы», куда я даже и не думаю возвращаться. Тот мир стал мне чужим.
А вот «Альфа», эта вот «Альфа», семьдесят четвертого года, данная мне в ощущениях, не раз снилась мне, мучая сладкой ностальгией. Я кривовато усмехнулся — мало кому удается
Поднатужившись, я качнул дощатый заслон, прикрывавший вход на лестничную спираль — во избежание. Ржаво взвизгнули гвозди, и сплоченные доски поддались, выпуская меня наружу.
Мои губы снова изломились в косой ухмылочке. Понятно теперь, кто помог тогда выбраться мне, юному и нахальному, отодрав щит… Вернее, поможет — Миша Гарин еще не вернулся с ударной комсомольской. Или, всё же, не мне?..
«Да перестань ты! — скривился я в досаде. — Сколько можно? Ты еще припомни те давние рефлексии!»
И припомню… На душу словно тень легла. Нет, в самом деле. Разве я не покончил с тем порывистым, сумасбродным отроком? Разве не заместил его сознание своим, «гаммовским», стариковским?
Наташка сейчас в сибирской тайге, уговаривает юного Мишу, чтобы тот сам, по собственному желанию, дозволил переселиться моей душе в его мозг. И уговорит…
Вот только двум душам не ужиться в одном теле.
— Хватит об этом! — выцедил вслух.
Глянул наверх. Крыша у мельницы давно сгнила, и за ржавыми балками невинно синело небо, играя в облака.
Подхватив сумку, я осторожно спустился по выщербленной лестнице без перил на первый этаж, окунаясь в сырой сумрак, и вышел на свет.
Подготовка моя длилась целый месяц и выверялась тщательно — мы с Кивриным продумали всё до последней мелочи. Володька, конечно, яростно противился тому, чтобы шеф лично участвовал в «хронодиверсии», но я был непреклонен. И убедителен.
Ведь никаких сложных проблем в «прошедшем времени» решать мне не придется, нужно всего лишь вмонтировать в плафон на лестничной площадке ИКП-модуль. Всего-то! Работы на пять минут, всё что потребуется — это отвертка, пассатижи и минимум соображалки.
Киврин бурчал, что, дескать, с этим справится любой, только вот кто, кроме меня, лучше знает, где находится мой родной дом, и тот самый подъезд?
А случится со мной ЧП, или минует меня чаша сия, уже не важно — я сделал всё, что мог. Всё! Я пуст, как выпотрошенная рыба. Сто процентов информации мною отдано до последнего байта.
Так что можете считать мое «несанкционированное перемещение в прошлое» мелким хулиганством или старческим капризом, мне всё равно. Хоть снимайте с должности секретаря ЦК КПСС! Даже это стало не важным — мой звездный час пробил в минувшем году, на праздновании 100-летней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции…
…Я стоял на трибуне Мавзолея с красным бантом в петлице, и расслабленно махал рукой проходившим колоннам. Я топтался на том самом месте, которое помнило и Сталина, и Берия, и Гагарина…
За моей спиной высилась кремлевская стена, а еще выше, над куполом, развевался алый флаг СССР.
Мне больше нечего было спасать. Оставалось лишь напевать вполголоса, как комсомольцам-партизанам: «Жила бы страна родная, и нету других забот!»
Подходя к автобусной остановке, я фыркнул, поймав себя на шальных мыслях: