Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса
Шрифт:
Уже через десять дней после объявления войны личный секретарь Чемберлена отметил, что Англии не следует отказываться от возможности объединения с немецким правительством ради противостояния общей угрозе, то есть Советскому Союзу [160]. И действительно, в сентябре 1939 года британцы в ходе секретных договоров при посредничестве папы Римского заверили Гитлера (весьма встревоженного продвижением французов в ходе так называемого Саарского наступления 7–12 сентября), что не допустят никакого серьезного наступления на западном фронте [126].
Твердая расовая и классовая убежденность, что «коммунизм представляет собой наибольшую опасность… большую, чем нацистская Германия» [222], оставалась основным настроением
А уже в декабре 1939 года правительственная (и, более того, с предисловием Министра иностранных дел) публикация «Дело Британии», открыто и последовательно восхваляя фашистские режимы Италии, Испании и Португалии, провозглашала, что линия фронта «проходит не между демократическими и недемократическими государствами – как было абсурдно предположено». Официальная позиция английских властей заключалась в то время (как и сегодня) в том, что «основная ответственность за волнения в Европе лежит на России», а Гитлер являлся вполне приемлемой фигурой, пока боролся против «кровавой мировой революции». Единственной серьезной претензией к нему была горькая жалоба в связи с советско-германским договором о ненападении на «отступничество и измену герра Гитлера», «предательство Европы, брошенной на алтарь коммунистических амбиций» [80].
Представления о необходимости сотрудничества с Гитлером доминировали в Англии даже после захвата им Дании и захвата основной части Норвегии [160] 9–10 апреля 1940 года – вплоть до начала его стремительного наступления против Франции через нейтральные Бельгию, Голландию и Люксембург 10 мая 1940 года [341]. В тот период британское руководство было убеждено в том, что противостояние Гитлеру и его агрессии совершенно недопустимо, так как «приведет лишь к гибели Запада, арийской расы – и к большевизации Европы, а значит, и Англии» [178].
160
И это при том, что в Норвегии 14–17 апреля был высажен англо-французский корпус, после безуспешных боев эвакуированный оттуда лишь в начале июня.
Английское правительство продолжало ориентироваться на объединение сил с укрепляемой им гитлеровской Германией для совместной войны против Советского Союза, видя в нацистах необходимое и естественное оружие против коммунизма и интернационализма.
Пример 17. Победа в «зимней войне» как срыв союза Англии, Франции и нацистской Германии
Непосредственным фактором объединения Англии и Франции с Гитлером против Советского Союза могла стать уже советско-финляндская война: окружение Чемберлена ещё в начале 1940 года заявляло о «гармонизации интересов» с Германией, призывая её напасть на Россию и внятно указывая на последующее присоединение к этому нападению Англии [265]. С января 1940 года началось формирование (преимущественно британскими силами) экспедиционного корпуса против Советского Союза, – в том числе для того, чтобы его участием в военных действиях на стороне Финляндии напугать Гитлера, достичь соглашения с ним и направить его против СССР.
5 февраля на совместном англо-французском военном совете было решено запросить согласие Норвегии и Швеции на высадку экспедиционного корпуса под английским руководством в Норвегии и его выдвижение против СССР.
2 марта премьер Франции Даладье без согласования с англичанами заявил о готовности отправить в Финляндию для войны против Советского Союза 50 тыс. солдат и 100 бомбардировщиков. Британское правительство, в свою очередь, заявило о выделении 50 бомбардировщиков. Координационное совещание было назначено
Вероятно, понимание реальности угрозы вступления в войну Англии и Франции стало фактором как начала советского наступления 1 февраля, увенчавшегося после тяжелейших боев прорывом линии Маннергейма (что с имевшейся тогда у СССР техникой считалось и по сей день считается военной наукой принципиально невозможным), так и заключения 12 марта Московского мира, условия которого даже Маннергейм считал исключительно выгодными для Финляндии в условиях достигнутого выхода Красной армии на оперативный простор.
Следует понимать, что Гитлер, в свою очередь, всегда оставался не только старательным, но и глубоко почтительным учеником британских расистов и колонизаторов. «Сожаление, что ему не удалось объединиться с Англией, красной нитью прошло сквозь все годы его правления», – авторитетно свидетельствует Альберт Шпеер [325]. В частности, в последние недели своей жизни Гитлер размышлял, «не сохраняет ли английский народ тех англосаксонских качеств, которые обеспечили ему власть над миром и… сегодня бы оправдали её», и с горечью отвергнутого поклонника сетовал: «Я делал всё, чтобы щадить гордость Англии. С самого начала этой войны я старался действовать так, словно глава британского правительства способен понять политику крупного масштаба» [118].
Правда, как раз английские аристократы, в отличие от самого Гитлера, эту политику понимали очень хорошо, – относясь к нему как к полезному до поры инструменту и прекрасно зная, что тот никогда не планировал уничтожения Англии, так как прекрасно понимал: «Если мы разгромим Англию в военном отношении, Британская империя распадется. Германии это совсем невыгодно». «Развались сегодня империя… наследниками… стали бы не мы, а Россия… и американцы. Если сегодня Англия умрет, это нам ничего не даст» [117].
Гитлер, по всей вероятности, действительно чувствовал себя ответственным за будущее всей белой расы господ. Его настойчивые поиски дружбы с Англией включали в себя и стремление создать «Тевтонскую империю германской нации», причём понятие «тевтонский» включало в себя англосаксонскую расу [80].
Вскоре после сокрушительной «победы на западе» (над Францией) Геббельс заявил, что Гитлер ни в коем случае не желает «расправы» над Англией: «Мы не хотим разрушать Британскую империю… Английский народ не должен чувствовать себя оскорбленным. Фюрер, несмотря ни на что, все ещё очень положительно относится к Англии» [231].
Он лично спас от собственной армии британский экспедиционный корпус, приказав «остановить немецкое наступление в 24 км от Дюнкерка» [207] (при этом французов там было взято в плен около 40 тыс.). На вопрос, «как это он… позволил британцам бежать, Гитлер ответил, что… не хотел без нужды раздражать “кузенов с того берега”» [267].
За несколько дней до того Гитлер заявил: «Мы ищем контакта с Англией на основе раздела мира» [184], то есть раздела его между старой колониальной расистской Британской империи и новой, но столь же колониальной и расистской нацистской Германией. Именно после сокрушения Франции он назидательно напомнил: «Кровь любого англичанина слишком драгоценна, чтобы проливать её. Наши народы составляют единое целое – по расе и традиции; таково моё мнение с тех пор, как я себя помню» [347]. (Правда, англичане в тот период, в условиях начавшейся Второй мировой войны и, соответственно, включения массовой антигерманской пропаганды, уже отнюдь не считали немцев своими родственниками по крови и категорически отметали их претензии на принадлежность к расе господ наряду с англичанами [120].)