Цветик
Шрифт:
– Жив, капитан?
– Очумело тряся головой, Иван кивнул приподнявшемуся из-за большого камня пилоту. Чумазый, с разводами грязи и крови на лице, с обгоревшими волосами, тот, не скрываясь, вытирал слезы и громко орал:
– Взяли, суки? А, вот, хрен вам!
Ванька, шатаясь и вытряхивая из головы землю, подошел к нему:
– Чё будет делать?
– Рвать когти, эти стервятники все равно придут проверить, поживиться чем.
– Он утер грязным кулаком слезы, ещё пуще размазав грязь по лицу.
– Давай уходить, время.
А у Авера враз заныли все
– Ща, погоди!
Пошел, плотно прикрыл дверь в спальню, понимая, что Алюне говорить никак нельзя - молока у неё точно не останется. А полуторамесячного ребенка всякой дрянью кормить и видеть плачущую жену папа не желал.
– Подробнее, Вить. -А чё подробнее, полетели из Баграма на высокогорный пост с проверкой и провизией, сбили сссуки, пока наши с поста добрались, пока духов отогнали, те как падальщики быстро рядом оказались, пока вертолет тушили, короче один труп-летчика... второго летуна, Ваньки и сопровождающего груз нет. Видно успели до духов уйти. Наш гигант явно жив, но третий день не слуху ни духу. Ишут их вертушки, да там ветрина страшный, не могут этот район облететь. Есвсееич поднял всех, Галинка рыдает, а теть Оля как закоченела, ни на что не реагирует.
– Им-то зачем сказали?
– Да тут, как говорится, материнское сердце-вещун, она как почуяла, что с Ванькой беда, позвонила брату, а он как-то растерялся - ему только что сообщили, что вертолет подбит, ну она и просекла... Теперь вот молчит, девки рыдают втихую, а она ни слезинки. Врача вызвали, он сказал, как-то надо растормошить, пусть лучше кричит, посуду бьет, рыдает не переставая, а она...
Саша сел на стул:
– Вить, ноги не держат совсем! Охренительная весть!!
– Сашк, ты Алюне чё-нить соври, про меня там, что накосячил, проблемы, и ты волнуешься за меня... Она ведь у тебя ушлая, в момент учует, что какая-то беда. Я хоть и болван, но знаю, что от такой вести молоко точно пропадет. Ваньке этим не поможешь, а вам будет не сладко.
– И чего сказать?
– Скажи, морду начистил вышестоящему за поганые слова и действия... чтоб врали одинаково. Саш, - как-то жалобно спросил Витёк, - ведь найдется наш Чертушка? Ну не может он пропасть, не такой человек!
– Я тоже надеюсь, что выбредут к нашим. Вить, впервые в жизни страшно звонить Чертовым.
– Ты утром Евсееичу позвони, - Витек продиктовал телефон, - с работы, а я, если на Алюню попаду, очень надеюсь, скажу, что все нормально, утряслось.
Авер пошел курить, какой тут сон, когда Ванька, его третья часть души, неизвестно где. -Чертушка, ты только выживи!!
– мысленно кричал он ему, - выживи!!
А в Свердловске поникла Натаха, прошли ноябрьские праздники, ещё неделя, а от Чертова не было вестей. Она автоматически ходила на занятия, автоматически что-то отвечала, а внутри ширилась пустота. Версии его молчания были всякие, но больше всего мучили две: что-то случилось с ним и не нужна, а первая вызывала леденящий душу холод.
Заскочивший вечером Санька совсем не узнал сестру:
– Натах, ты болеешь?
– Не, Сань, не болею.
–
И Наташка разрыдалась: -Ваня, у него что-то случилось, - она всхлипывала и по-детски размазывала рукой слёзы.
– Не, и это моя боевая сеструха? Эт чё такое? Слезокапка какая-то. Пошли, попробуем Аверу позвонить.
На почтамте наменяли пятнадцатикопеечных монеток, и Санька набрал Аверов.
– Привет, Саша! Как у вас дела? Малышка там не подросла, а то может и женился бы на ней, из-за тестя конечно. Саш, мы тут с Натахой решили вам... что? Когда?
Наташка вцепилась в его рукав. -Так, так, и чтоо? Где? Понял, понял, да, да, обязательно. Завтра? Да! Пока, Алюне и деду привет.
– Что?
– обмирая спросила Наташка. -Ну, не здесь же, пойдем, вон, на улицу.
Отошли от почтамта, остановились на Исетской набережной. Вода глянцево блестела, и в ней отражались огни самого большого в городе киноконцертного зала"Космос".
– Глянь, как завораживающе смотрятся огонечки.
– Сань, не свисти, что случилось? -А случилась, Натах, проблема большая, Иван в командировке в Афгане, там в их вертолет стреляли духи ...
– И..??
– обмирая спросила Наташка.
– И они ушли, успели, только вот пока где-то блудят...
– видя, что сестричка покачнулась, взял её за отвороты пальто и зашипел:
– Слышь, ты мне тут истерики не устраивай. Он живой, он там не один, они втроем, а чтобы три русских мужика да не справились?! Твой Ванечка не пальцем деланный, вон какой амбалище, ему уменья не занимать.
Он тряс Наташку и уже орал в полный голос:
– Нельзя плохо думать, верить надо! Поняла!!
Наташка, никогда не видевшая таким своего доброго и всегда веселого брата, испугалась уже за него.
– Санька, Санька, ты чего орешь?
– она приложила свои ледяные ладони к его щекам.
– Сань, Саня, это же я, ты здесь, дома, успокойся.
Холодные ладошки как-то остудили его, он потряс головой, с удивлением посмотрел на свои руки, сжимающие ворот её пальто:
– Наташ? Прости, накрыло, уфф!!
– он схватил горсть снега и размазал его по лицу.
– Прости, - он помотал головой, - хорош у тебя братец, вместо помощи истерит, как девка.
– Санечка, - едва сдерживая слезы, сказала Натаха, - ты у меня самый любимый братик, только не переживай так, а? Я, я, наверное бы, почувствовала, что его нет, а так в душе тревога и тоска.
– Ишь ты, какая у нас любовь образовалась, - хмыкнул Санька, совсем успокаиваясь, - а то "дяденька-амбал, гора Араратская". Будем ждать, не тот человек Ванька твой, чтобы сломаться.
Он обнял её и притянул к себе:
– Не кисни, вот увидишь, явится твой Чертов, как... как чёрт из табакерки. Да, Авер просил звонить ему на работу, дома-то Алюня кормящая. Она его и так достала, что случилось, видит же, что мужик сам не свой, а они с Витьком на пару врут ей, что у Витька неприятности. А ты привыкай, выбрала себе такого ухаря, вот и умей держаться.