Цветок яблони
Шрифт:
— Знать бы, какой смысл ты вкладываешь в эти слова.
— Герцог в столице. Его демон тоже здесь. Мы движемся к тому, чтобы закончить.
— Без Фламинго?
— Они будут. Скоро.
— Ты уверен?
— Да. Она видела.
— Я пошла, — сказала сойка. — Вернусь, как только станет безопасно.
Она сочла, что угроза миновала, через четыре дня. О разгроме Требухи судачили, беглеца и убийц искали, но на нее никто не подумал. Никто не приходил в храм Вэйрэна, никто не допрашивал
Сказавшись больной, она предупредила, что не появится ближайшую неделю, и вернулась на маленькую ферму, прижимавшуюся к еловому лесу. По пути заглянула на рынок, купила яиц, сыра, молока, мяса, не обращая внимания на высокие цены на продукты из-за войны. Узнала слухи. О том, что у Ситы любящие Вейрэна конечно же победили, а сейчас армия распущена по рубежам реки и соседним провинциям Ириасты и Фихшейза, чтобы набраться сил перед весенним наступлением на Риону.
Лавиани лишь хмыкала. Не говорилось ни слова о том, что армии обоих противников истощены, что уцелевших уже нечем кормить. А еще что требуются люди. Много людей, чтобы снова столкнуться лбами, точно бараны на мосту, надеясь, что один сбросит в воду другого.
И она знала, как этого достичь. Эрего да Монтаг за ближайшие месяцы должен с помощью угроз, обещаний, шантажа и страха (считай, шауттов) склонить на свою сторону северные герцогства: Дарию, Кулию, Варен, Тараш, может быть, Накун. Убедить Савьят и Соланку или хотя бы сделать так, чтобы они не вмешивались. А у южан выбор простой. Им тоже нужны и Савьят, и Соланка. И еще все оставшиеся силы Алагории, Карифа, Дагевара, Аринии, Нейкской марки. Люди, ресурсы. Все пойдет в дело. Перерыв в битвах. Пришло время «бесед», прежде чем снова взяться за мечи и топоры.
Она подумала о том, с кем в этом конфликте были бы сойки. Кого бы выбрал Ночной Клан? Что бы посоветовали Золотые герцогу? Останься Шрев жив, очень даже может быть, он поддержал бы Эрего да Монтага. В обмен на какие-нибудь тайные знания, к которым всегда стремился, но неизменно оказывался в проигрыше.
Ей было жаль его. Жаль того мальчишку, которого она помнила... и который умер, превратившись в то, чем Шрев стал в итоге.
Ради дежурил на улице, сидя за пустым овином, так, чтобы видеть дорогу, но не было видно его. Когда она подошла, то задала вопрос, беспокоивший её последние дни:
— Как нас найдет Шерон? Все они.
— Никак. — Ореховые глаза дэво смеялись. — Ремс почует их и приведет, когда придет время.
— Ты горишь счастьем.
— Ибо я нить.
— Уже не след? Вечно ваши безумные загадки. Как вы еду-то себе в Храме находите, с подобными витиеватыми разговорами.
Она распахнула скрипучую дверь, вошла в холодную прихожую, заваленную хворостом, заставленную пустыми горшками. С вешалкой, на которой торчали шерстяные дорожные плащи. Под потолком рассерженно гудела одинокая, не уснувшая, несмотря на осень, муха.
Раздражающе
Сойка заглянула в пустую кухню, ругнулась, видя, что очаг остывает. Оставила продукты на столе, подбросила хвороста, сходила на улицу, под взглядом Ради взяла несколько поленьев, вернулась.
Очаг чадил, дым ел глаза, но пламя с благодарностью приняло еду. Только после этого, пригибаясь, чтобы не задеть головой притолоку, она поднялась по узкой, очень неудобной лестнице наверх, заглянула в комнату и увидела, что на кровати сидит дремлющая Бланка, а Ремс распускает завязки на её платье.
— Ты что это удумал, сукин сын? — с угрозой в голосе спросила Лавиани, не веря своим глазам.
— Её надо вымыть, — ничуть не смутился дэво, кивнув на ведро с водой, от которого поднимался пар. — И поменять одежду. Мы делали уже не раз.
— Давай проваливай, умник.
Он посмотрел на нее с сомнением, и сойка начала свирепеть:
— Не зли меня, парень. Давно она такая?
— Госпожа пребывает в грезах.
— Давно?!
— Ради говорит, что вторую неделю.
— Он её кормит?
Теперь взгляд темных глаз изменился, в нем появилось нечто похожее на возмущение:
— Конечно. Мы заботимся о Милосердной. И она не всегда такая.
— Иди. Следи за огнем. В доме холод. Странно, что южанин этого не чувствует. Не думаешь о себе, подумай о ней.
Она выпроводила его, закрыла дверь, занялась работой. Терпеливо и аккуратно, думая, до чего докатилась. Возится с рыжей, которую терпеть не могла с самого Туманного леса. И вот же как судьба распорядилась. Даже эта холодная, невыносимая, высокомерная особа каким-то непостижимым образом стала ей семьей.
Тут сойка не удержалась от едкой усмешки, покрутив возникшую мысль и так и эдак. Выходило, что если семья, то в родственниках у нее сама Мири.
Забавно. Живот можно надорвать от смеха, рыба полосатая.
Ей не нравилось то, что давно уже происходило с Бланкой. Чем ближе они подъезжали к горам, тем более странной та становилась. Замыкалась, подолгу спала, а порой говорила сама с собой, касаясь рукой чего-то невидимого.
Госпожа Эрбет ничего не объясняла, хотя сойка много раз спрашивала у нее, что происходит. Туманное: «Я смотрю вероятности, ищу дорогу...»
Вполне возможно, она помогала, говоря, куда ехать и как, потому что они проезжали через разоренные войной герцогства без проблем, насколько вообще это было возможно в подобные времена. Одна попытка ограбления в пути, две стычки и голодный бунт в городке, из которого им пришлось бежать, плывя на лодке сквозь горящие районы, когда жар от пламени лизал лица.
Тяжелый переход через Драбатские Врата, а потом по долинам, где только совсем недавно затихла гражданская война. С каждым днем Бланка становилась все отстраненнее, все задумчивей, словно она теряла связь с реальностью, словно та переставала её интересовать.