Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
– Небо свидетель, матушка! – воскликнула Гуйцзе. – Вы меня без ножа режете. Не был у меня батюшка. Клянусь вам, матушка! Чирьями Нарывами мне покрыться, умереть скоропостижной смертью, если со мной батюшка видался и ко мне приблизился. Вы, матушка, наверно, ослышались. Должно быть, не ко мне, а к Чжэн Айюэ заходил, оттуда девиц приглашал? Скорее всего, они-то, завистницы, кашу и заварили. А то с чего бы батюшке на меня гневаться?
– Всяк свой хлеб ест, – заметила Цзиньлянь. – С какой стати им ни с того ни с сего тебя в неприятности впутывать?
– О! Плохо вы нашу сестру знаете, матушка, – говорила Гуйцзе. – У нас одну зависть грызет, другая от ревности сгорает.
– Ах!
Юэнян угостила певицу чаем, но не о том пойдет рассказ.
Обратимся к Симэнь Цину. Встретив цензора Суна и ведомственного начальника Аня, он ввел их в залу, где после взаимных приветствий каждый из них поднес хозяину по куску атласа и по комплекту книг в папке. Увидев накрытые столы, они сердечно поблагодарили хозяина, потом расселись на полагающиеся места. Симэнь вызвал актеров и наказал им играть с душой, когда пожалует его сиятельство Цай.
Немного погодя подали чай.
– Я хотел бы попросить вас об одолжении, почтенный Сыцюань, – начал цензор Сун. – Видите ли, его сиятельство военный губернатор Хоу Шицюань только что назначен церемониймейстером Его Величества двора и второго числа отбывает в столицу. Мы с начальниками обоих инспекторских управлений решили двадцать девятого устроить ему прощальный обед. Не позволите ли вы нам, Сыцюань, принять его сиятельство у вас, в этой роскошной резиденции?
– Дерзну ли я ослушаться ваше сиятельство? – воскликнул Симэнь. – Только прикажите! Позвольте узнать, сколько накрывать столов.
– Серебро мы собрали, – продолжал Сун Пань и велел сопровождающему достать узелки, поступившие от чиновных лиц обоих инспекторских управлений, а также и пай самого цензора. – Каждый из нас внес по ляну серебра. Тут двенадцать лянов. Накройте, пожалуйста, один сдвинутый стол и шесть обыкновенных. И будьте так добры, позовите актеров.
Симэнь согласился и принял серебро. Цензор поднялся с места и, сложив руки на груди, поблагодарил хозяина.
Немного погодя гостей пригласили в залу Любования красотами природы, которая находилась в крытой галерее.
Вскоре прибыл акцизный инспектор Цянь. Опять был подан чай и поставлены шашки.
Цензор Сун обратил внимание на грандиозность крытой галереи и примыкающих к ней построек, тишину необъятного парка, на книги, картины и каллиграфические надписи. Взору открывалось все самое лучшее и совершенное. Поперек стены висела старинная с надписями картина-свиток «Рождается солнце – даруется свет». Как раз перед гостями стояли инкрустированная перламутром ширма, курильница, источающая благоухание сандала через клюв журавля и пасти дракона и оленя, а также отлитый из червонного золота высотою в несколько чи треножник Восьми бессмертных удивительно тонкой проработки.
Сун Пань подошел поближе к треножнику и не мог удержаться от восторга.
– Какая прелесть! – восклицал он, а потом, обратившись к обоим гостям, продолжал. – Я, господа, в письме своему однокашнику брату Лю в Хуайани просил, чтобы он прислал мне вот такой треножник для поднесения почтенному Цаю, но пока не получил ответа. А вы, интересно, откуда его достали, Сыцюань?
– Помнится, мне тоже оттуда прислали, – отвечал Симэнь.
После этого разговора сели за шашки. Симэнь распорядился, чтобы подали легкие закуски и сладости, а актерам велел исполнить южные напевы.
– Хорошо ли получится, господа, если гостя выйдут встречать зардевшиеся от вина хозяева? – спрашивал цензор.
– Ничего, в холодную погоду
Сун Пань, надобно сказать, заранее отправил на корабль посыльного с приглашением Цаю. К обеду посыльный воротился.
– Приглашение передал, – доложил он. – Его сиятельство играют в шашки со смотрителем гончарен его сиятельством Хуаном. Скоро прибудут.
Цензор предложил было пойти встретить высокого гостя, но за столом продолжалась игра и вздымались кубки.
– Спойте «Весеннюю песнь», – заказал певцам начальник ведомства Ань.
Вышел актер в костюме наперсницы героини, Хуннян и запел[4]:
…..
Чтобы развеять страх и побороть смущенье,И вас благодарить, – готовим угощенье.…..
Столы накрыли и зарезали баранов.…..
Вот кушаний шеренги, золотых, румяных!..…..
У нас не будет пировать ни родич, ни чужой –Вас пригласили одного на свадьбу с госпожой.…..
Студент ликует молодой, мой ненаглядный брат,Он повелениям госпожи отдаться будет рад?…..
На мотив «Пяти жертвоприношений»:
Что ты бродишь, уставясь на тень?Голодранец, сюцай-грамотей,Горе-деятель недопеченный!Из башки-черепушки ученойЛучше вытряси дурость-труху!А затем, словно ловишь блоху,Быстро-быстро мельчайшим движеньемНепоспешным займись умащеньем,Притираньем, как щеголь заправский.Это труд, ты поверь, не напрасный.Ты – модник, глянцево смазливый,И от тебя рябит в глазах,Кисляк, заносчиво кичливый,Аж зубы разъедает в прах.Уж видно Небо породилоТакого рыцаря-юнца,Уж видно Небо породилоТакого чудо-гордеца.На мотив «Нефритовая иволга-красотка»:
Рассветет от любви час полночный!Госпожа вам верна, ваш союз будет прочный.Будьте, сударь, любезней, нежнее,Словно птицы резвитесь под лампою с нею.Прогоните вы чопорность прочь!И усладам шальным предавайтесь всю ночь.Рассудите же, кто из двоихБыл нечестным, неискренним в чувствах своих.Студент Чжан:
Благодарю, Хуннян, благоуханная!Чем заслужил? Ты столь добра со мной!Предмет святой любви, моя желаннаяОтныне будет мне женой.