Цветы в море зла
Шрифт:
— Если ты не умеешь писать по-китайски, то ты, вероятно, не забыл нашего государственного письма? — с убийственным спокойствием промолвил государь. — Пиши по-маньчжурски.
Но бедный Юй с тех самых пор, как покинул материнскую утробу, не имел понятия о письме. Кисть он держал примерно так же, как иностранцы держат китайские палочки для еды: торчат они у них во все стороны, а захватить ничего не могут. Откуда было Юю знать разницу между китайскими иероглифами и государственным письмом? Император холодно усмехнулся и вдруг закричал в сердцах:
— Убирайся вон! Иди к своим кладовщикам!
Юй
— Ну и наглец же этот Юй! — пораженный, воскликнул Цянь Дуаньминь. — Не зная ни одного иероглифа, водить двор за нос и получить важную должность!.. Да за такие вещи снижение на три ранга — это просто огромная милость! Но почему император послал его к кладовщикам?
— Я сначала тоже не понял, — улыбнулся Гун Пин. — А потом мне рассказали, что этот Юй Минь работал подручным в серебряной кладовой. Ты ведь служил одно время чиновником в казначействе и, наверное, знаешь тамошние порядки?
— Знаю, да не очень подробно. Мне известно лишь, что место подручного получается по специальной рекомендации маньчжурских князей. Но какая выгода от этой должности, не понимаю. Неужели она достойна, чтобы такие высокопоставленные люди поднимали вокруг нее шум?
— Смешно и противно говорить! Ведь у этих титулованных особ нет постоянных источников дохода, и они рассматривают государственную казну, в которую стекаются подати со всех провинций, как свое наследственное поместье, а слуга кладовой для них — семя, которое они роняют в плодородную почву. Стоит им рекомендовать на место нескольких слуг, как поле засеяно, причем каждое хорошее зерно приносит им миллионные урожаи. Из года в год они снимают эти урожаи, как же им не поднимать шума вокруг подобных вакансий!
— Почему вы говорите о хороших и плохих зернах? Ведь речь идет только о подручных…
— Что вы! — воскликнул Гун Пин. — Слуги там делятся на множество разрядов. Обычный слуга просто «выносит в поясе». Его возможности ограничены. А вот у весовщиков вся власть в руках: и расход и приход полностью зависят от их произвола.
— Ну, если князья живут за счет казны, им, конечно, есть прямой смысл добиваться, чтобы там работали их люди, — согласился Цянь Дуаньминь. — Но с какой стати слуги трудятся на других и идут на такой риск?
— Э! Весовщиками становятся только особые проходимцы. Познакомившись с каким-нибудь титулованным лицом, они добывают себе место слуги в кладовой, а потом шесть десятых краденого отдают покровителю, а четыре оставляют себе. Впрочем, и эти четыре десятых они делят между своими собратьями: иначе их предадут или ограбят!
— Но ведь в казне очень строгий контроль, — недоумевал Цянь Дуаньминь. — Я часто видел, как слугу, входившего в подвалы, заставляли раздеться догола и надевали на него специальную одежду из грубой материи, плотно облегающую тело. Разве может он что-нибудь вынести?
Гун Пин улыбнулся:
— Чем строже устав борьбы с злоупотреблениями, тем хитроумнее способы, которыми его обходят. Это непреложная истина! Стоило казначеям понять, что в одежде много не вынесешь, как они пораскинули мозгами и превратили в великолепную
Цянь Дуаньминь нахмурился.
— Неужели Юй Минь занимался подобными делами?
— Конечно! Он ведь три года служил весовщиком, сколотил миллионное состояние и даже купил должность начальника отдела в министерстве налогов. Потом, не знаю каким образом, он стал кандидатом на пост начальника области; когда его вдруг назначили на первую же освободившуюся вакансию, все были очень удивлены. Впрочем, как бы низкие существа ни ловчили, они не укроются от всевидящего ока императора, и это глубоко меня радует!
Цянь Дуаньминь хотел ответить, но вспомнил, что перед окном уже несколько раз появлялся привратник с визитной карточкой в руках и что Гун Пин неоднократно поворачивал туда голову. Зная, что министра дожидается еще один посетитель, Цянь встал и попрощался. Гун Пин из вежливости попытался удержать его, но тут же сдался и радушно проводил Цянь Дуаньминя до главных ворот.
Не будем рассказывать о том, как Цянь, покинув дом Гун Пина, навестил Юань Сюя, чтобы попросить у него ходатайства перед Ян Ичжу, а вернемся к министру, который, проводив Цянь Дуаньминя, увидел привратника, направляющегося к нему с высоко поднятой визитной карточкой в руке.
— Кто принимал гостя? Мой племянник? — спросил Гун Пин.
— Нет, младшего господина давно нет дома! — ответил слуга.
В этот момент министр уже подходил к гостиной. Сквозь стеклянное окно он увидел, что на кане сидит красивый юноша в круглой шапочке из черного бархата, украшенной драгоценными камнями: огромной, отливающей сизым блеском жемчужиной и разноцветным «кошачьим глазом». Сзади спускалась длинная коса в три пряди, черная, словно лак, и блестящая, точно зеркало. На юноше была голубая, как небо после дождя, куртка из чжанчжоуского [253] бархата с пионами, стянутая поясом с многочисленными нефритовыми подвесками. Лицо его было заслонено перилами, и Гун Пин сразу не узнал юношу: у него лишь осталось ощущение чего-то нарядного и яркого. «Кто это может быть? — подумал министр. — Неужели гость такой блестящий?» Но в этот момент привратник, указывая на приемную, воскликнул:
253
Чжанчжоу —город в провинции Фуцзянь; славится лучшим в Китае бархатом.