Цыганочка, ваш выход!
Шрифт:
– Никак это нельзя, товарищ комиссар! – опасливо возразил дед Илья. – Куда ж вы её от нас возьмёте? Симка наша, цыганка, ей в таборе быть должно! У ней тут семья…
– Хороша семья, которая целый месяц не могла освободить её от цепей! – насмешливо перебила старика Коржанская. Затем её глаза остановились на лице Мери, и та со страхом почувствовала, что комиссар, кажется, узнала её. Не отводя своего взгляда, товарищ Ванда холодно продолжала:
– И вообще, этой сказке про махновцев я верю с трудом. Как тебя зовут? Сима? Почему ты закована? Не бойся, отвечай! Я никому не позволю тебя обидеть!
– Махновцы… – пролепетала перепуганная Симка. – Верно наши говорят…
Коржанская только покачала головой. Затем отрывисто приказала:
– Чернецов, подсади её ко мне. Поедем в станицу, для начала собьём цепь, а там… Нужно тебя, вероятно, в уезд. В колонию какую-нибудь… Сколько тебе лет?
– Ши… Шиснадцать, ваша милость…
– Что ещё за «ваша милость»? Это твои родственники так научили тебя говорить?! – возмутилась товарищ Ванда, окончательно напугав Симку. – Так… шестнадцать лет… Неграмотная, конечно. Про товарища Ленина слышала? Ну, что же ты молчишь?
– Слышала, ваша ми… товарищ комиссар!
– Про революцию, про мировое господство пролетариата?
– А ка-ак же…
– Хочешь учиться?
– Кто же не хочет? Хочу! Очень даже желаю! – скороговоркой подтвердила Симка, стараясь не слушать изумлённый шёпот цыган за спиной. В голове её, минуту назад опустевшей от страха, начали появляться обрывки мыслей: о том, что добраться до уездного города с солдатами будет очень даже неплохо… Что сбежать от них после будет совсем не трудно, а уж там…
– Ну, так и незачем больше болтать, поехали отсюда! – распорядилась Коржанская. И напоследок смерила презрительным взглядом безмолвную толпу цыган. – С удовольствием арестовала бы вас всех за такое обращение с ребёнком! Тьфу, пещерные люди… Скажите спасибо, что не до вас сейчас! И чтоб не вздумали караулить её здесь, иначе… Сию минуту убирайтесь отсюда, и чтоб я вас не видела в станице! – Взгляд её снова задержался на лице Мери. – Чернецов, да что ты копаешься?! Давай её сюда!
Молодой чекист, подхватив Симку под мышки, ловко подсадил её впереди комиссара, Коржанская прикрикнула на свою каурую, и кони рванули с места. До цыган долетел лишь слабый голос Симки:
– Папо, мами, на дарэньти! Ёнэ мангэ на скэрэна ничи! Мэ всайек унашава! Мэ палором выджява-а-а… [58]
– Дура!!! – яростно сплюнул в грязь дед Илья. И заорал на сочувственно сопящих цыган так, что те попятились. – А вы что выстроились?! Запрягайте, едем! Пока эта баба в кожанке не воротилась да не перестреляла всех! Чтоб всякая личность свободная была вчистую!!! Да будь эта дорога проклята, по коей нас сюда занесло!
Перепуганные цыгане кинулись укладываться. К деду Илье, стоявшему спиной к палаткам и яростно сжимавшему в руке рукоять кнута, не рисковали подходить. Табор уже был готов отправиться в путь, вереница телег стояла на грязной дороге, с узлов свешивались головы детей, но никто не трогался с места: ждали деда. Наконец старая Настя подошла к мужу.
58
Дед, бабушка, не бойтесь! Они мне ничего не сделают! Я всё равно убегу! Я замуж выйду! (цыганск.)
– Пора
– Вот куда они её забрали, скажи ты мне?! – не оборачиваясь, глухо спросил старый цыган. – Куда эта дурёха с ними попрыгала?! Повсюду солдатня, атаманы эти! Не ровен час, завтра красных побьют – а там наша Симка! Что сделают с ней?! Чем она после такого станет?! Не подумали об этом?!
– Илья, но что же теперь делать… Не виноват никто. Да ведь и сбежит она, сразу, как сможет, удерёт…
– Вестимо, удерёт! К бандиту своему! Тьфу, холера! А ты что стоишь, собачий сын?! – Это уже адресовалось Семёну. – Доволен, ирод?! Женись теперь, сколько хочешь! Думаешь, не знаю, какой тебе Меришка окорот установила?!
– Откуда знаешь-то? – невозмутимо спросил внук. – В кустах подслушивал?
– Поговори у меня ещё! Умный стал! Сейчас кнутом ума-то поубавлю! Небось рад до смерти, что сестру-то комиссары увезли!
– Да что ж ты такое говоришь, старый пень?! – возмутилась наконец Настя. – Не на ком больше зло сорвать?! Едем, хватит беситься! Весь табор уже напугал, вон стоят – икнуть боятся! Ничего уж не поделаешь, улетела птичка! Ох, дура, дура и есть… Куда кинулась, зачем?..
– Ну, ты ещё причитать взялась!.. – резко оборвал её дед и широким, злым шагом пошёл к лошадям, так и не сумевшим отдохнуть.
Симка и сама не ожидала, что всё окажется так быстро. Чоновцы сдали цыганочку кузнецу и, наказав ей после идти прямо к штабу, ускакали прочь. Сторожить её, судя по всему, никто не собирался. Когда тяжёлые кандалы упали на утоптанный пол кузни, Симка блаженно попрыгала, а потом, изумляясь лёгкости собственной походки, вышла наружу.
Конечно, табор можно было ещё догнать, если припустить по дороге хорошенько. Но это означало снова цепи… И никакой больше надежды встретиться с Беркуло. С этим чёртом, который за всё лето и половину осени так и не пришёл за ней.
Может быть, и впрямь женился уже?!
При этой мысли у Симки потемнело в глазах, и она стиснула кулаки, словно Беркуло с молодой женой уже стоял перед ней. «Нет уж… Нет уж! Я его найду! Я ему в морду его золото кину и плюну вдогон! Развернусь и уйду, не оглянусь даже! Пусть знает, что мне ни он, ни деньги его не нужны! Смоляковых золотом не купишь! А потом назад в табор, к деду вернусь! Мне стыдиться нечего, я никого не обманывала, я честная! Ещё вот возьму и замуж выйду!» План был совершенно безумный, но от злости Симка неожиданно приободрилась и, встряхнув обеими руками спутанные волосы, зашагала по станичной улице.
Несмотря на утренний час, в станице никто не спал. Окна и двери в домах были открыты, из них доносились разговоры, смех. По широкой улице двое красноармейцев гнали к реке табун рассёдланных строевых лошадей, а в одном из дворов Симка, глянув через забор, увидела разобранный пулемёт, над которым озабоченно совещалось несколько человек. Отбежав на всякий случай подальше, Симка вприпрыжку побежала к самому большому дому в два этажа, стоящему на обрыве Дона: чоновцы сказали ей, что это и есть штаб. Во дворе всепобеждающе пахло кашей, и от этого духа Симкин живот жалобно забурчал.