Да не судимы будете

Автор неизвестен

Был разговор с Полянским Д. С. Он мне сказал: «Повсе­местно с Украины, да и в Москве, о тебе идут Хорошие отзывы партийного актива, министров, аппарата. Что случилось, труд­но понять и разобраться. Претензий в Политбюро к тебе никогда не было. Поговаривают, что какие-то сигналы были с Украины, а главное сработала «днепропетровская группа». А в общем, я считаю,— говорил он,— что тебя при сем, что случилось, можно было бы оставить на Украине Председателем Президиума Верховного Совета. Все это бьыю бы хорошо среди партийного актива воспринято, и ты с твоим опытом и знаниями принес бы большую пользу общему делу».

Вечером этого же дня я разговаривал с Н. В. Подгорным. Затронул вопрос моего ухода на Украину. Он заколебался.

Для меня ясно, что не он решает эти вопросы. Но все же сказал: «Я с тобой работал бы с большим удовольствием, но тебе будет тяжело, да и нынешнее руководство республики при поддержке центра не пойдет на этот шаг: они тебя боятся, зная твой характер и опыт работы. Ведь ты же не будешь терпеть и мириться с безобразием и Подхалимством?» Я ответил, что это верно. «Ну вот, в этом и вся загвоздка. Оставайся здесь, хотя понимаю, что тебе нелегко это делать».

14 нюня« В 15.00 заседание Президиума Совмина. До чего же все проходит бестолково, неорганизованно и сумбурно, просто терпеть невозможно. Не думал я, что в центре так работают, какая-то полная неразбериха. Во всем этом чувствую себя отвратительно. Наверное, долго будет эта тяжесть, с ней надо пока что бороться, но все равно пройдет время, и со всем этим надо будет кончать. Ознакамливался со справками, структурой, объемом работы министерств и ведомств, которые курирую.

15 июня. Ко мне на работу зашел Мжаванадзе В. П., гово­рили о стихийном бедствии в Грузии. Затем он перевел разговор на мое «перемещение»: «Никто не понимает, что произошло, что случилось. Все задают такой вопрос, но вразумительного ответа никто не может дать». Я сам не могу дать ответа на то, что произошло со мной, я только сейчас понимаю, что напрасно поддался на фарисейские уговоры Брежнева. Надо было уйти в «отставку» и остаться в Киеве. Чувствую, что здоровье мое основательно подорвано, и делу я здесь помогу мало. По мно­гим вопросам уже сейчас приходится учиться и переучиваться.

По прямому телефону позвонил Брежневу. Мне сказали, что он за городом и, возможно, будет только к вечеру. Просил передать ему о моем звонке. Надо мне встретиться с Брежне­вым, переговорить, ибо я все больше вынашиваю мысль о пода­че заявления об уходе в отставку. Уехать к семье, уйти совсем с политической арены. Но я чувствую, что Брежнев уходит от встречи, выискивает разные предлоги или просто отмалчивает­ся на мои звонки й просьбы.

17 июня. Наконец состоялся разговор с Брежневым. Он носил общий характер, как-то при встрече, на ходу. Пообещал, что позвонит через 2—3 дня.

21 июня. Так Брежнев мне и не пазвонил, хотя и обещал, и это не в первый раз — таков уж у него «стиль». Он чувствует, что со мной предстоит напряженный разговор, и уходит от него или же чего-то ожидает, «ориентируется» в обстановке. Во всем должна быть подведена черта, поставлена точка.

23 июня. Переговорил с министром Морского флота Гужен- ко Т. Б. о принятии дополнительных мер по выполнению ва­лютного фонда-плана по доходам ММФ. Нелегко это будет сделать: 150 судов вот уже 4—5 месяцев бездействуют, 75 во Вьетнаме заблокированы американскими минами, 25—30 на Кубе стоят под разгрузкой по 2—3 месяца, в Англии лесовозы не разгружаются, бастуют докеры.

Доложил Косыгину о принятых дополнительных мерах по карантинным вопросам по Астрахани и другим волжским горо­дам и в целом по Волжскому бассейну. Косыгин с представлен­ными мероприятиями согласился.

25 июня. В сопровождении министра Речного флота РСФСР Кучкина С. А. прошелся на его катере по каналу, водохранили­щам — до большой Волги. Чудесные места, грандиозные соору­жения. Посмотрели шлюзы, насосные станции. Надо будет показать канал, водохранилище и шлюзы Ирине и детям.

26 июня. Утром провел большое совещание по ходу капи­тального строительства и вводу мощностей по министерствам, которые я курирую. Выясняется много трудностей:

далеко не вся техническая документация имеется, не хватает ассигнова­ний, материально-техническое обеспечение из рук вон плохо поставлено. На 60—70% обеспечиваются стройки цементом, металлом, лесом, кровлей, даже стеновым материалом. Нет комплектации оборудования, не хватает рабочей силы. И так везде и повсюду, и столько лет! Куда мы идем и куда можем прийти с таким «научным» планированием и «руководством»?

Позвонил мне Федоров В. С., министр нефтехимической промышленности, жалуется, что несколько дней не может до­биться разрешения на выезд в командировку по срочному делу. Просит моего согласия. Я не курирую его и все же дал разреше­ние на свой страх и риск.

Я позвонил в Киев второму секратарю ЦК КПУ Лутаку, высказал ему свое мнение о нем и о других «деятелях» — время и люди меняются: невероятно, чтобы управленцы ЦК требова­ли возвратить папку-портфель 5-летней давности!

27 июня« Имел обстоятельную беседу с министром связи СССР тов.Псурцевым Н. Д. Разобрали вопросы капитального строительства и ввода мощностей — незавидное положение по известным причинам. Техническое оснащение связи страны низ­кое. По телефонизации населенных пунктов и индивидуальному использованию телефонов мы занимаем последнее место в Ев­ропе. В 1971 году, 31 октября, было принято решение ЦК КПСС и Совмина по развитию связи в стране. Но получилось так, что решение приняли и забыли о нем. По выполнению этого решения никто ничего не делает. Поручил своему аппара­ту поднять это решение, проверить ход его выполнения.

28 июня. Утром мне позвонил Брежнев, но меня не было. Я был на заседании комиссии по хлебным делам. Приехал, позвонил ему, но его уже не было. Что он мне хотел сказать, не знаю, но переговорить с ним мне крайне необходимо.

В 15.00 заседание Президиума Совмина. Вопросов много. Заседание прошло неплохо, хотя бы уже потому, что не было бестолковщины, крика, шума, трескотни. Я дал задание Бонда­ренко и Кареву продумать вопрос моей поездки в командировку для ознакомления на месте с объектами по железнодорожному транспорту, в особенности по строительству вторых путей, с работой Речного флота, ознакомления с отдельными пункта­ми лесозаготовок и деревообработки в районах Архангельска, Мурманска, Петрозаводска, Ленинграда. Срок командировки — 10—12 дней. Второй тур командировки я хотел совершить на Дальний Восток. Ехать надо и потому, чтобы переменить тяго­стную обстановку. Но выехать мне не разрешили.

1 июля. Утром в 9.00 встретил из Киева Иринку и внучат -- Диму и Алешу. Ирина расстроена. Вполне понятно: сборы, расставания с хорошими людьми, городом, положением, к кото­рому привыкли. Все это нелегко дается.

Сделал первые наброски записки в Политбюро ЦК и Совмин о начале безотлагательного строительства Байкало-Амурской магистрали, о ее большом экономическом и стратегическом значении. Подключил на окончательную доработку записки специалистов научно-исследовательских проблем транспорта и военных. Документ должен быть солидным, убедительным, доказательным.

5 июля. Заседание Президиума Совмина СССР прошло бо- лее-менее организованно и спокойно. Мне поручено оконча­тельно рассмотреть редакцию постановления Совмина по во­просам безопасности движения на автомобильном транспорте страны.

Прием в кубинском посольстве — толпа, жара, нудно, уто­мительно. Расточительство невиданное, столы Ломятся от раз­ных яств, закусок и выпивок — и все это идет за счет нашей страны, на трудовые копейки народа. Кому эти приемы нужны? Если бы знал истинное положение рабочий класс, который является «подлинным хозяином страны», как мы транжирим направо и налево народные деньги, он наверняка сказал бы свое далеко не одобрительное слово в адрес руководства, которое бесконтрольно расходует огромные средства на ненужные дела, в уш[ерб своему народу.