Да не судимы будете

Автор неизвестен

Комаров Владимир Михайлович, полковник-инженер. Очень жалко, он был способный, умный, пытливый, культурный, образованный молодой человек. Это была первая жертва в по­лете космонавтов. В. М. Комаров неоднократно официально и неофициально бывал на Украине и в Киеве. У него здесь было много личных друзей. Дал поручение, чтобы внесли предложение, как увековечить его имя на Украине.

В этот же день произошла трагедия на мосту им. Патона. С моста в Днепр свалился автобус, погибли 45 человек. Обстоя­тельства трагедии расследуются. Два человека спаслись чу­дом — они выпрыгнули из окна автобуса.

Из Ялты позвонил Д. С. Полянский, где он отдыхает. У него осталось хорошее впечатление о городе, его руководите­лях, о порядке, но все же высказал «серьезное» замечание, что якобы министр торговли Украины А. Сахновский дал указание на всех торговых точках Крыма переписать названия на украин­ский язык. (Это было неправдой.) Были вывески смешанные (и украинские, и русские). Но вот оказалось, на Украине еще одна «крамола». Полянский только отражал мнение и настроение высокопоставленных, но убогих и

ущербных «идеологов». До чего же ограниченность мысли, на что тратятся время и энер­гия. Почему же в Грузии, Азербайджане, Армении, Узбекиста­не, Казахстане, Прибалтийских республиках это не вызывает никаких замечаний? Только ограниченность, бескультурье, шо­винистический душок у недальновидных работников, и в первую очередь это относится к М. Суслову. Кроме вреда, это ничего не дает, а горькие последствия мы еще будем пожинать.

Поступили первые сведения о Светлане Аллилуевой^^ якобы о ее неправильном поведении, об изъятии какой-то книги у ее любовника. Все это сказано так «приглушенно», что даже члены Политбюро не все понимали, что же все-таки произо­шло.

Я приехал в Москву на заседание Политбюро. На повестке дня много сложных и важных вопросов. Перед заседанием Политбюро, примерно за час, меня пригласил к себе в кабинет Л. Брежнев. После общих разговоров о состоянии дел в респуб­лике, стране, в том числе и по некоторым вопросам повестки дня, вдруг Брежнев мне сказал: «Имей в виду, что сегодня мы будем решать вопрос об освобождении Семичастного от долж­ности председателя КГБ СССР». Для меня это было совершен­но неожиданной «новостью». Я кое-что знал, но далеко не все, какую роль играли органы ЫЪ и лично В. Е. Семичаетный в период подготовки и самого октябрьского Пленума ЦК КПСС 1964 года, где Н. С. Хрущев отстранен от руководства со всех постов, партийных и государственных. Безусловно, приход к ру­ководству партией Л. Брежнева во многом зависел от личного участия во всех делах Семичастного, и, казалось бы, Брежнев ему лично должен был быть многим обязан. Внешне, казалось, не было никаких причин и поводов для освобождения Семича­стного. Да об этом никогда ни на каких уровнях и разговора не было.

Единственная «причина» (по-брежневски) освобождения Се­мичастного было то, что он много знал о всей «кухне» смеще­ния Хрущева (как я значительно позже узнал от самого В. Е- . Семичастного, Брежнев предлагал ему физическое уничтоже­ние Н. С. Хрущева, что Семичастный категорически отверг). Он всегда мог высказать свое мнение.

Я задал Брежневу вопрос: «А какая причина освобождения Семичастного?» Брежнев уклонился от прямого ответа, но сказал: «Много поводов к этому, позже узнаехпь все. Я пригла­сил тебя, чтобы посоветоваться, где лучше использовать на работе Семичастного. Мы не намерены оставлять его в Мо­скве». Я снова задал вопрос: «А почему, какая причина?» Тут Брежнев почти с раздражением сказал: «Я же тебе сказал, что позже все узнаешь» (так я до сих пор ничего и не узнал). Продолжая свой разговор, Брежнев сказал: «Не хочется его и обижать сильно, может бьпъ, ты что предложишь на Украи­не, где использовать на работе Семичастного?» Больше вопро­сов я Брежневу не задавал, да и он вел себя как-то нервозно, на меня все это произвело гнетущее впечатление. С большим трудом я пересилил себя, чтобы вести разговор на эту тему. А у самого роилась мысль: что же мог такое сделать ^мича- стный, чтобы с ним так расправляться? И какая же существует система слежки, если сам председатель КГБ попал под «колпак подозрения»? 1^е стало страшно, и мелькнула мысль, что такая участь ждет каждого, кто в какой-то степени был прича­стен к приходу к власти Брежнева. (Моя мысль была не лишена оснований. Так онр впоследствии и получилось со многими.)

Мной было высказано мнение, что Семичастный еще моло­дой человек, энергичный, неплохой организатор, работал на крупной партийной и комсомольской работе. Может быть, его можно использовать на партийной работе в качестве первого секретаря обкома партии на Украине. Такая возможность пред^ ставляется в Кировоградской области, и это у нас будет воспри­нято хорошо.

Л. Брежнев на некоторое мгновение задумался; -«Нет, иа партийной работе использовать его нежелательно, может быть,

когда и станет этот вопрос. Сейчас — нет. Какие другие пред­ложения у тебя есть и не возражаешь ли ты, чтобы он работал на Украине?» Я четко и ясно ответил: «Не возражаю. С удо­вольствием примем и все сделаем, чтобы ему работалось хоро­шо». Я предложил использовать Семичастного на советской работе в качестве заместителя председателя Совмина республи­ки, тут же Брежнев подал реплику: «Первого», я ответил, что имеется два первых заместителя, Брежнев ответил: «Это не преграда. Пиши записку в ЦК КПСС, учредим еще дополни­тельную должность первого зама». Под конец беседы Брежнев даже поблагодарил меня за участие в решении такого, как он сказал, «деликатного вопроса».

После этой «беседы» я поехал в Кремль, где обычно прохо- % дит заседание Политбюро, на нем обсуждался ряд вопросов. В кратком промежутке Брежнев из нагрудного кармана вынул какую-то бумажку, посмотрел и сказал: «Позовите Семичастно­го». В зал заседания вошел В. Семичастный, чувствовалось, что он не знал, по какому вопросу его пригласили на заседание Политбюро, смотрел на нас с каким-то недоумением, даже немного казался растерянным, но держался хорошо, уверенно. Брежнев объявляет: «Теперь нам надо обсудить вопрос о Семи­частном». «А что обсуждать?» — подал Семичастный реплику. Последовал ответ Брежнева: «Есть предложение освободить вас от занимаемой должности председателя КГБ СССР в связи с переходом на другую работу». Б. Семичастный подал голос: «За что? Со мной на эту тему никто не разговаривал,

мне даже причина такого перемещения неизвестна». По всей реакции было видно, что многие члены Политбюро и секретари бьши не в курсе этого вопроса. Я же бьш просто поражен, что с Семича- стньпл перед решением этого вопроса никто не переговорил, все это произошло так внезапно, что Семичастному даже не дали опомниться. Этим подлым, коварным, трусливым приемом Брежнев пользовался не один раз при «перестановке кадров» разных рангов. Семичастный снова подал голос: «За что? Это же неправильно!» Последовал грубый окрик Л. Брежнева: <^Много недостатков в работе КГБ, плохо поставлена разведка и агентурная работа». Семичастный снова вставил реплику: «А ведь меня по этим вопросам никто не проверял, и со мной до этого дня никто не разговаривал. Почему же все это решается так скоропалительно?» Брежнев с каким-то раздражением ска­зал; «А случай с С. Аллилуевой? Как это она могла уехать В' Индию, а оттуда улететь в США?» Семичастный снова сказал: «Поездка С. Аллилуевой в Индию не санкционировалась орга­нами КГБ, здесь были другие санкции». Впоследствии нам стало известно, что поездка Аллилуевой состоялась по санкции и на­стоянию А. И. Микояна.Несмотря ни на что, решение было принято: «Освободить Семичастного В. Е. от работы председателя КГБ в связи с пере­ходом на другую работу». Тут же Брежнев заявил: «Семича­стный назначается первым заместителем Предсовмина Украи­ны. Вопрос этот с тов. Шелестом П. Е. согласован, они прини­мают его на Украину». В. Е. Семичастный сказал: «У меня семья в Москве, к тому же я не знаком с этой работой и прошу, если это возможно, оставить меня в Москве, предоставив рабо­ту». На что последовал ответ Л. Брежнева: «Вопрос уже ре­шен». Тут же Брежневым было внесено предложение председа­телем КГБ утвердить Ю. В. Андропова, заметно было, что для самого Андропова этот вопрос был не совсем ожиданным и даже «желательным». Но он сказал: «Может быть, не надо этого делать? Я в этих вопросах совершенно не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту сложную работу». Но вопрос был решен «самым коллегиальным и демократическим образом». Сразу же поехала комиссия ЦК КПСС в КГБ в соста­ве: М. Суслов, А. Кириленко, И. Капитонов, созвали коллегию КГБ и объявили решение Политбюро. На следующий день вышел Указ о «переменах в руководстве КГБ».

Я подписал письмо-«просьбу» утвердить В,. Е. Семичастного первым заместителем Предсовмина УССР. Вот так был решен вопрос с В. Семичастным, а он стал членом правительства Украины, не будучи ее депутатом.

23 мая В. Е. Семичастный приехал в Киев, у нас с ним состоялась продолжительная, обстоятельная беседа по всей сло­жившейся вокруг него ситуации. Он был потрясен и растерян. Я как мог его успокаивал, говорил, что он погрузится в интерес­ную работу и постепенно отойдет от этого неожиданного для него удара. На его вопросы ко мне, почему с ним так поступил Л. Брежнев, я ничего вразумительного или даже убедительного не мог сказать, так как сам истинной причины не знал, а пред­положениями в таких вопросах руководствоваться нельзя, про­сто недопустимо. Одно было ясно, что освобождение произо­шло скоропалительно, в грубой и нетактичной, недостойной форме. От такой формы «перемещения кадров» авторитет у ру­ководителя не добавится, а наоборот.

29 мая вышел Указ Президиума Верховного Совета УССР — Семичастный стал первым заместителем Совмина рес­публики, не будучи «избранником народа». Подхалимы, льсте­цы будут говорить, что «сделано смело, гениально», но это неправда. Нельзя сказать, что «перестановка» в руководстве КГБ прошла незамеченной или бесследно. Было много толкова­ний, кривотолков и догадок, в том числе и в иностранных средствах массовой информации. Многие партийные, советские, военные руководители недоумевали по такого решения и делали правильные предположения и выводы, что это все было сдела­но Брежневым из-за боязни разоблачения его предложения Семичастному физически устранить Н. С. Хрущева. И в целом из-за боязни и трусости перед ростом авторитета молодых, деятельных людей. Я с этими выводами был согласен.

Семичастный приступил к работе. У меня бывал нередко, и я всячески помогал ему побыстрее войти в курс дела. Спустя короткое время он полностью освоил порученное ему дело.

Это было 17 июня. Мне позвонил Л. Брежнев. Он был сильно обеспокоен и расстроен происходящими событиями в международной обстановке и особенно событиями по Ближне­му Востоку^^^. Брежнев сообщил мне, что принимается решение о срочной поездке Н. В. Подгорного в ОАР, и далее сказал: «Надо спасать положение, принять все меры для поддержки и укрепления веры в Насера^^%. Далее Брежнев сказал, что днями Пленум ЦК рассмотрит вопррс событий на Ближнем Востоке. Продолжая разговор, он говорил, что Насер допустил большие политические и военные просчеты, и при этом он утверждал, что «Израиль и США не добились успеха». Это было с его стороны, по меньшей мере, политической наивно­стью, если не безответственной политической демагогией. Та­кая оценка положения дел недопустима для политического дея­теля такого ранга.

19 июня в 11 часов утра началось заседание Политбюро ЦК по ближневосточному вопросу: настроение у всех какое-то гне­тущее. После воинственных, хвастливых заявлений Насера мы не ожидали, что так молниеносно будет разгромлена арабская армия, в результате так низко падет авторитет Насера как политического деятеля в арабском мире. На него ведь делалась ставка как на «лидера арабского прогрессивного мира». И вот этот «лидер» стоит на краю пропасти, утрачено политическое влияние; растерянность, боязць, неопределенность. Армия де- хюрализована, утратила боеспособность. Большинство военной техники захвачено Израилем: танки, орудия, пулеметы, стрел­ковое оружие частично уничтожены. Много оружия осталось у израильтян как трофеи.