Да прибудет тьма
Шрифт:
— Ну хватит, хвати меня умывать! — хвост волка зашуршал довольно в траве, услышав голос девушки. — Не делай так больше! Понял?
Веселина поджала губы и сердито посмотрела в большой жёлтые глаз. Шершавый язык снова прошелся по лицу, срывая с головы косынку.
— Фу! Нет, я сказала! — погрозила пальчиком. — Нельзя!
— Эхы, эхы, эхы, — брыли варга довольно ползли к ушам, растягиваюсь в гримасу улыбки.
— Ух, вонючка! — Веселина помахала перед лицом рукой, разгоняя запах, а потом не удержалась и обняла за шею, зарывшись носом в шерсть. Та щекотала и лезла в нос. Тепло зверя успокаивало. Она слушала как
— Я тоже рада тебя видеть.
Варг встал, нехотя освобождаясь из рук Избавляющей. У кромки леса он заметил фигуру на коне.
— Ты чего? — Веселина глянула через плечо. — Это ярл. Матс сказал, что он добрый.
Повернулась, а зверь уже растворился в остатках ночи.
— Ну вот. Даже не попрощался. Еще и ярл этот, — вспомнился его голос, с легкой хрипотцой. И сам он был весь брутальный-брутальный, до дрожи в коленках. Хотелось ему понравиться. Внимание его заполучить. Мотнула Веселина головой, стряхивая наваждение.
«Не о том ты сейчас думаешь, женщина!» — одёрнула она себя. — «Он как картина в музее. Привлекательный и недоступный. Посмотрела, полюбовалась и пошла дальше!»
Взглядом она нашла Матса. Мальчик шёл за воинами, таща к лесу одеяла и сумки. Тяжела была для него эта ночь. Ноги заплеталась, но душа пела — Веселина очнулась. Подумав о ней, остановился, завертел головой. Заметив девушку, помахал рукой, и не дожидаясь ответа, потащил свою ношу дальше.
Наблюдавший за маленьким колдунов Фолкор, проследил за его взглядом. Тонкий стан альвы вырисовывался на фоне светлеющего горизонта. Предчувствие, что эта парочка ещё не одну голову украсит сединой, разрасталось.
_________________________
*Мерсия — одно из семи королевств так называемой англосаксонской гептархии. Название «Мерсия» происходит от древнеанглийского «пограничные люди».
*Слейпнир («скользящий» или «живой, проворный, шустрый») — в германо-скандинавской мифологии восьминогий конь Одина.
Глава 14
Утро расползалось, медленно выдавливая черноту с неба. Фолкор выставил посты и отправил остальных отдыхать. Умаявшись за ночь, воины вздрагивали во сне, продолжая разить врага даже в мире грез. Ярл всматривался в такие родные лица, пытаясь понять, что им снится. Он любил этих смертных и чувствовал за них ответственность.
Веселину он заметил на краю леса. Альва стояла, широко расставив ноги, и смотрела вдаль. Тимор крутился рядом, периодически подталкивая её большой головой, требуя ласки. Пройдоха. Ярл раньше не замечал за ним такой любви к особям женского пола. Жеребец вообще людей не очень жаловал. У тут точно котёнок, всё под руку норовил подлезть, чтобы погладили.
Девушка повернулась и Фолкор увидел в её руке свой походный кубок. Подошёл порывисто.
— Не доброе это — вещи без спроса трогать, — стальные нотки звучали в голосе.
В глазах альвы читалось осуждение. Повертела кубок в руке, заглянула в серебряное нутро. Показала пальцами, словно сыпет что-то. Запрокинула голову, вливая невидимую жидкость в рот. Сняла платок, провела рукой по лысой макушке.
— Это ты сделал, — сказала она, воткнув кубок в грудь ярла. — Интересно только, что
Ничего из сказанного Фолкор не понял, но по жестам догадался — альва сердилась. И не просто сердилась, а винила его в отсутствии волос. И была права. Он подмешал каплю своей крови в клюквенный сок. Взгляд её тёмно-карих, почти чёрных глаз, пронизывал. Глядя в них, чувствовал ярл, как затягивало его в омут. Так затягивало, что даже боязно стало.
— Засранец! — сказал Веселина вполголоса беззлобно и прошла мимо, намеренно зацепив плечом. — Красивый засранец.
Тимор ринулся за ней, но поднятый вверх палец хозяина остановил коня. Как ни в чем не бывало он начал щипать траву, или делать вид. Отошел тихонько в сторону, дальше-дальше, с глаз долой. А там шасть в лес, между деревьями. Обошел спящих людей вкруг. Принюхался. Запах девушки шёл по другую сторону лагеря, но его неожиданно перебил более острый запах животной крови.
Когда кусты шиповника зашуршали, Тимор оскалился, обнажая острые зубы. Ни одно живое создание в здравом уме не рисковало нападать на него. Даже медведи не подходили близко и волки, сколь бы не были голодны, убегали, поджав хвосты.
Из кустов вынырнул варг, бросил к ногам Тимора тушу кабана, и скрылся, будто и не было. Опешил от такой встречи Тимор. Но быстро пришел в себя. Кабан был еще молодой, но уже набравший достаточный вес, чтобы быть съеденным. Щетина жесткая, коричневая. Клыки изо рта торчали на добрую ладонь. Конь облизнулся. Схватил зубами тушу за загривок, где шкура крепче, да потащил хозяину. Жрать в одного его давно отучили. За послушание всегда получал вкусный кусок печени или почку, а то и кровавую селезенку. Жеребец сглотнул слюну.
Острый взгляд ярла выхватил сливавшегося с темными стволами деревьев Тимора. В последнее время конь казался рассеянным. Показывал смертным несвойственные лошадям привычки, выдавая свое необычное происхождение. Люди уже перешёптывались, но прямо не спрашивали.
Заметив тушу кабана, Фолкор поспешил на встречу. Острый запах псины выдал дарителя. Варг умудрялся обойти любые посты и старательно избегал встречи с ним. Оно и понятно. Бессмертные с трудом переносили общество друг друга. А то, что волк является жителем не этого мира, чувствовалось по запаху и по повадкам. Такое скопление не людей и появление юного колдуна на маленьком пятачке Швеции означало только одно — этому миру скоро придется доказывать, что он достоин жизни. Если брат уже и Тенебрис* вызвал, то времени остается совсем мало. Такие мысли всё чаше посещали ярла.
— Молодец! — рука ласково похлопала жеребца по шее. — Сегодня у тебя на завтрак селезенка. Заслужил!
Конь одобрительно захрапел. Легко закинув тушу на плечо, ярл понёс её к костру. Люди будут довольны.
Аромат жареного мяса разбудил лагерь. Мужчины просыпались зевая, тянулись к костру, где истекая соком, на вертеле из копья готовилась туша дикой свиньи.
— Стоит ли спрашивать откуда у нас кабанчик? — Йоран сонно щурился, протягивая к теплу пальцы. Воины давно не охотились. Животные уходили из этих мест. Дичь стала роскошью.