Да прибудет тьма
Шрифт:
— Делаешь как велела?
— Траву не в чем варить. А мазь на рассвете и закате мажу. Только не руками, а клочком сена. Больно уж она в нос бьет.
— Так это мазь так воняет? — мужчину аж передернуло. — Ну и гадостно. А я думал, что сестра твоя уже гнить начала. Проверил даже, но вроде целая она, только внутри человека не заглянешь.
— Мазь эта целебная, но дюже вонючая. Точно воин в боях месяцы воды не видевший, в помоях ночующий.
Ярл расхохотался. Легко, раскатисто. По-доброму.
— Верно ты подметил, малец. Только не как один воин, а как целый
Разговаривать с Фолкором было легко. Речь сама лилась, без принуждения. Память злых шуток не шутила, выискивала правильные слова, да в рот подкидывала. Образы нужные из глубин доставала, из вороха прошлого. Оказалось, много там завалялось. Целый сундук драгоценных воспоминаний.
Вспомнилось Матсу, как на охоту с отцом ходили. По зиме лося добывать. Проваливаясь в глубокий снег, бродили они по лесу. Только к вечеру наткнулись на дорожку заветных следов. Гуди объяснял несмышленышу, которому тогда всего семь зим минуло, как различать следы. Шаг у взрослого лося длинный, размашистый. Ноги глубоко проваливаются, оставляя углубление раздвоенное книзу. Где идет, там кору обгладывает с деревьев. Цепляет зубами и рвет лентой.
Будучи совсем ребенком, Матс и не придал пояснениям особого значения. А сейчас вспомнились рассказы Гуди. И тепло стало на душе. Словно обняли родные руки, прижали к груди. Взъерошили светлые волосы на макушке.
Больше не было боли и горя от воспоминаний, только благодарность за уроки. Даже затрещины от любимой руки теперь не казались обидными. За дело всегда прилетало.
— Мать с отцом вспомнил? — Фолкор смотрел проницательно, в самое нутро заглядывая.
Мальчик утвердительно кивнул.
— Вспоминаешь, как Гуди учил тебя мальчишку? А ты не слушал его, о забавах помышляя?
И откуда только этот ярл все знал, точно мысли читал. Свет его менялся. От густого кровавого в разговоре становился мягким, успокаивающим. Голос тоже менялся. Сейчас ласкал по-отцовски, а утром подзатыльники раздавал. Раньше мальчик не задумывался над такими вещами. Не до этого было. В мире столько развлечений — не до уроков порой бывало. Любопытство и избыток энергии требовали действий.
В разговорах и прошел день. Лес сменяли равнины, холмы да заросли кустарников. На линии, соединяющей землю и небо, выросли первые клыки гор, покрытые туманом. А дорога все шла вперёд без конца и края. К темну до леса выехали. Заночевать решили на краю. Несколько воинов тенью скрылись в чаще в поисках воды, а остальные разбили лагерь.
Давно замолчал ярл. Мрачнел вместе с небом. Что-то неуловимое, угрожающее витало в остывающем воздухе. Настроение Фолкора передавалось животным. Кони не подавали голоса, даже не всхрапывали, как бывало. Да и людская речь не тревожила тишину.
Костёр разводить не стали, ели холодное. С олениной разделались еще утром, сейчас довольствовались хлебом подсохшим да яйцами печеными. Не привыкать к скудному походному столу. Нашелся и кусок мяса вяленого. Тонкими прозрачными ломтиками порезали. Каждому по кусочку досталось. Воды вблизи не нашлось, поэтому пили из бурдюков.
Дозорных выставили вдвое больше обычного. Дремали вполглаза. Всматривались
Матс лежал, прислушиваясь к шепоту леса. Тревожно было. Бруни не отходил, встал рядом с телегой, переминаясь. Только слышно было, как тихо хвост по брюху щелкает, отгоняя гнус.
Мальчишка переложил меч под руку. Ночь тянулась бесконечно. То проваливаясь в дрему, то выныривая на поверхность, разум не находил отдыха. Мысли метались. Вспыхивали и тут же гасли. Но все же сон догнал Матса, навалился. Веки налились свинцом, переплелись ресницы, не давая глазам открыться. Неспокойная тьма проглотила, морщась горьковатому привкусу детских мыслей.
Глава 12
Морда варга вынырнула из темноты, нависла скалой и все росла-росла. Открыл Матс глаза. Сердце колотилось бешено в груди, пот холодный струился по лицу. Это только сон. Всего лишь яркий сон. Матс пытался успокоить дыхание. Дышать бесшумно не получалось, а громко — боязно.
Приподнявшись на локте, осмотрелся. В лагере тихо. Воины спят под деревьями. Но спят ли? Перед закрытыми глазами выступили цветные фигуры. Вон Вегард под молодым дубом лежит. Рука сжимает рукоять меча. Рядом с ним его молодой побратим. Роло имя его. Сильный, крепкий бородач с зелеными глазами. Странные у него глаза, что-то болото. Засасывает в трясину, и не по себе становится от взгляда. Он лежит, раскинув руки, грудь мерно вздымается мехами в кузнице. Но сон тот не настоящий. Меч лежит в ладони.
Присмотрелся Матс и к остальным. Туча соскользнула с рогатого месяца, тот бледно зевнул. Блеснули белки глаз воинов. Не спит никто. Месяц снова укрылся облаками.
Рядом бесшумно опустился Фолкор.
— Что думаешь, колдун? — прошептал еле слышно.
Неспокойно было. Как перед бурей. Вроде тихо, но опасно. Ответ не успел родиться. Вдали протяжно завыл волк. Далеко. Очень далеко.
Не успел Матс пальцы на руках пересчитать, вой повторился ближе. Но шёл он не оттуда откуда отряд прибыл, а с другой стороны — там, где дорога терялась в лесу.
Мальчик встал. Ветер сразу залез под плащ, прошелся холодными пальцами под рубахой.
— Говори, что чувствуешь.
Вой повторился снова, уже значительно ближе, но ещё достаточно далеко. Скорость, с которой он приближался, пугала мальчишку. Отчетливо он ощущал стремительный бег варга, как его огромные когти рвут землю. Мощная грудь разрезает воздух. Всё ближе. Ещё ближе.
— Нужно уйти от деревьев.
— Выкатить телегу в поле, к камню, — рука указывала в темноте направление.
Лагерь ожил. Несколько воинов бросились выполнять приказ.
— Отпустить всех коней!
Черные тени — человеческие — сливались с лесом.
— Кто? — Матс почувствовал дыхание Фолкора.
— Думаю… — слова застревали, сопротивлялись. — Сумрачные.
— Сколько у нас времени? — у ярла даже мысли не возникло, что малец может ошибаться.
Опасность он ощутил, когда солнце лизнуло землю на горизонте. Яркий луч пробился сквозь серые тучи, ткнув в кромку леса. Мир подавал знаки.