Да прибудет тьма
Шрифт:
— Немного, — голос подрагивал, но не от страха. Это было предчувствие.
— Всем встать вкруг телеги!
— Их много. Очень много, — мальчик дрожал.
Воздух вокруг наэлектризовался. Все замерли. Месяц глянул в прореху облака, осветив равнину. Сердца воинов дрогнули, но они только крепче сжали рукояти мечей и топоров.
— За альвой смотри, — рука ярла толкнула ребёнка к телеге.
Бушующим морем колыхались Сумрачные. Медленно подкатывали бурлящей волной, окружая людей. Атака была стремительной и тихой. Пепел умирающих
— Держать круг! — взревел ярл, нанося удары направо и налево.
Их много. Слишком много. Мальчик ощущал свою беспомощность. Огонь.
— Нужен огонь, — детский крик пробился сквозь звон мечей.
Ещё стон. Пепел метался, лез в нос, рот, мешал дышать, жёг глаза. Под ногами жухла трава, усыпанная останками Сумрачных.
Громкий свист пролетел над головами, разнесся во все стороны. В ответ из леса послышалось ржание. Тимор вылетел из чащи, стрелой выпущенной из лука. Разбивая строй Сумрачных. Вставая на дыбы, пробивал путь копытами.
Люди стояли в два ряда, не давая монстрам ни одного шанса прорвать оборону. Раненых оттаскивали к телеге, где их осматривал Матс. Воины разорвали цепочку, впуская жеребца в круг, который сразу сомкнулся.
— Освободить телегу! — двое раненых викингов, послушные приказу ярла, преложили альву на плащ, накрыли с головой одеялом, защищая от серых хлопьев.
Взвился снова жеребец на дыбе. От удара копыт вздрогнула земля. Телега занялась пламенем, которое быстро росло, упираясь столбом в небо. Горячий воздух закружил, разгоняя пепел. Жарко стало. Осветил огонь молчаливую битву.
Сумрачные клубились, накатывали. Лютой злобой полыхали красные глаза, но ряды воинов становились только плотнее.
— Не выдержим, — Вегард влетел в круг, держась за грудь. Одна рука обвисла, одежда пропиталась кровью.
— Во славу Одина! Нам путь в Вальхаллу! — крик ярла разнесся над полем.
— Во славу Одина! — подхватили воины. — В Вальхаллу!
Слова придавали силы. Ярость рвалась наружу. Только смелым путь в зал победителей. Только в сражении смерть достойна.
Последнее, что запомнила Веселина — это кулак Громогласного, и опять тьма. Ну, сколько можно?
Очнулась в сыром подвале. С каменных стен сочилась вода. Всё вокруг пропиталось сыростью. Из маленького решетчатого оконца под потолком тянуло холодом.
Девушка сидела в груде прогнившей соломы. На ней было длинное красное платье. Голые ноги мерзли. Веселина зябко поежилась, накрыв их подолом.
— Очередные глюки. Все чудесатее и чудесатее, говорила Алиса, падая все глубже в норму сумасшедшего кролика, — она не была уверена в правильности цитаты, но
Тело болело, словно его били, пинали, распинали, тянули и дергали. Нещадно воняло испражнениями и кислятиной. Последний аромат, кажется, принадлежал ей. Девушка со стоном подняла руку, принюхалась и скривилась.
— Фу! Какая я мерзкая. Буэээ!
И тут же добавила весело:
— Ну, надо же. Здесь я говорить могу.
В темноте послышалась возня и писк. Крысы.
— Куда меня на этот раз занесло? — звук собственного голоса немного успокаивал.
— А ты не помнишь, ведьма? — хриплый голос из темноты заставил вздрогнуть.
В противоположном углу звякнула цепь, ударила о каменный пол. Крыса пискнула и затихла. Раздался хруст и чавканье.
— Ну, нет! — протянула девушка. — Только не пожиратели крыс.
— Кто бы говорил. У самой пади в доме засушенные крысиные хвосты, да перемолотые в колдовской порошок черепа, — голос подавился и зашёлся гавкающим кашлем.
— Нет у меня дома ничего подобного, — Веселина вспомнила свою маленькую уютную квартирку в спальном районе. Сердце защемило от тоски.
— Это ты инквизитору рассказывай, ведьма, а мне зубы не заговаривай. Сама во всём призналась. Сдохнешь скоро на костре, за то, что мор на город наслала.
«О, как. И здесь ведьма. Только здесь ещё и убийца.»
А от мысли о костре стало совсем плохо. В ушах зазвенело. В сыром каземате не хватало воздуха. Рука рванула ворот платья, но материал не поддался.
Попытка подняться на ноги не привела к успеху. Ноги не слушались, ступни болели. Мысли накатывали и уносились обратно. Сердце рвалось через горло. Дёрнулась в очередной попытке встать, да поняла — прикована. На левом запястье красовался железный браслет. Как раньше не почувствовала? От него тянулась цепь и пропадала в темноте.
Смех соседа или соседки, кто уж там такой злой сидел, вызывал раздражение. Пожелав ему приступа кашля, девушка умудрилась подняться на колени и поползла под оконце. Может хоть там воздух смилуется над ней.
— За всё ответишь, тварь! Гореть тебе на костре! Гореть! — завыл сумасшедший голос. Звук эхом отдавался в пустоте, бился о каменные стены, осыпая осколками пол. В очередном приступе кашля скрутило исчадие ада из противоположного угла. Надрывным, словно лёгкие вместе со злобой горлом идут.
Где-то вдалеке скрипнула дверь, и слабый огонёк пробил тьму.
— Топ-дзынь. Топ-дзынь, — несколько пар тяжелых сапог со шпорами спускались по лестнице.
Огонёк приближался, рос, пока не высветилось усатое лицо солдата, несшего чадивший факел. Морщины изрезали его лицо. Он сердито хмурился. Ему давно пора на отдых, всё тяжелее спускаться в нижний ярус тюрьмы, где сидели самые опасные преступники — душегубы и ведьмы.
За ним в свете проступили ещё два усатых лица, но помоложе. Бравые парни открыли дверь камеры. Шагнули внутрь.