Да прибудет тьма
Шрифт:
— Мама часто говорила, что чувствует отца. Она знала, когда он голодный вернется, будь то ночь или день. Она грела еду и когда накрывала на стол, всегда в дом заходил отец. Это казалось мне волшебством. Ещё она знала, когда ему помощь нужна была. Он не успевал попросить, а она уже рядом была.
Голубые глаза Матса устремились на воды залива.
— Помню, отец в походе был. Шли мы с… мамой из лесу. За валежником ходили на растопку. Смеялись много. У неё такая красивая улыбка была и смех звонкий. А тут вдруг она остановилась, и
Грусть в голосе мальчика передалась Веселине. Девушка взяла Матса за руку, сжала холодные пальцы.
— Мама всегда оказывалась права. Она и про меня всё знала. Если я где коленку ободрал, ударился. Даже когда нашкодил знала. Я говорил ей, что она вёльва. А она только смеялась.
— Значит, любила она вас всем сердцем и душой.
— Я её больше не чувствую. Как и отца, — мальчик опустил глаза в землю. Затих.
— Не печалься. Родители отдают часть себя детям. Мама и папа всегда будут с тобой, пока ты про них помнишь.
— Я всегда буду помнить, — прошептал мальчик.
С залива прилетел ветерок, зашелестел в листьях раскидистого клёна, под которым стоял дом. Спрыгнул ветер на землю, погладил травинки, колыхнул цветы у плетня и снова убежал по своим делам.
— А почему в полотне цвета появляются полоски или крапинки, словно вышивку кто наложил? Это чужая энергия? Да? — Матс отвлекся от горьких мыслей.
— Мы общаемся, прикасаемся друг к другу, любим… нити переплетаются, путаются, связываются. А предметы, которыми мы часто пользуемся, так вообще впитывают нашу энергию — запоминают нас.
Матс прикоснулся к подвеске матери, которая висела на его шее. В последние ночи только она и грела его, разгоняя холод в сердце.
— Теперь я больше понимаю, — сказал мальчик. — Потом предметы хранят эту энергию, и когда мы к ним прикасаемся, то, кажется, словно человек рядом.
— Верно. Именно так сапоги привели меня сюда.
— Это, что получается? Йоханнес через свои сапоги разрешил Баребре быть с Йораном? — Матс подскочил на лавочке.
— Так получается.
— Погоди. Выходит, что вещи могут и не принять другого человека — нового хозяина?
— У вас говорят, что дом тебя не принимает, или меч не слушается?
— Да. Слыхал такое и не раз. Вещи даже теряются, словно прячутся от человека, а потом находятся странным образом.
— Я думаю, что это просто энергия не совпадает. Или вещи не хотят принадлежать другим людям.
— А почему нитки разного цвета?
— Вопрос хороший, — Веселина попыталась вспомнить, что в книжках про энергетику читала, про астральное тело да рэйки* всякие. — Зелёный — это жизнь и здоровье, синий — магия и внутренняя сила, красный — страсть
— Все ощущения и чувства имеют цвет? — перебил Матс. — Коричневый — болезнь, а красно-синий такой…
— Фиолетовый?
— Да. Я у колдуна видел. Я знал! Все разноцветные. Ты представляешь. У всех есть свой цвет.
Мальчик воодушевился.
— А какого цвета я? — спросил он.
Тут в голове его промелькнула догадка и он воскликнул не дождавшись ответа.
— Так ведь из этих цветов состоит Биврёст*. Он соединяет Асгард* с другими мирами. Получается, что эта энергия соединяет нас с Богами?
Озарение стало для него неожиданностью.
— Но дорогу эту радужную видят не все, а только избранные, — глаза Матса округлились. — В легендах правда, но она скрыта. Её не все понимают. И получается, что я — избранный?
Ошарашенный мальчик притих.
— Тебе ж говорили, что ты — колдун, — задумчиво протянула Веселина.
Новый вопрос вертелся у Матса на языке, но он не успел его произнести. Из дома вышел Йоран. Голову держал он гордо. Плечи его были расправлены, отчего грудь стала шире и мощнее. Казалось воин вырос и напитался мощью. От него веяло опасность и в то же время спокойствием. Веселина от удивления почти проснулась.
— Что это с тобой Йоран? Словно ты волшебный настой выпил, — мальчик встал, внимательно рассматривая воина. — Глаза блестят. Да ты и выше будто стал?
В густой бороде Йорана спряталась загадочная улыбка. Мужчина подхватил топор, что стоял у двери, и молча направился за сарай.
— Что это с ним? — спросил Матс у Веселины.
— А ты не заметил? — девушка засмеялась и снова закрыла глаза.
— Что? Что я не заметил? — мальчишка снова уселся на лавку и затряс девушку за руку.
— Са-по-ги, — прозвучал ответ.
Мальчишку ветром сдуло. Он помчался за Йораном.
Послеобеденное солнце морило. Мысли Веселины подёрнулись дымкой. Хотелось лечь на лавочку, положить ладошки под голову и уснуть.
— Смотрю, медовуху кому-то больше не наливать, — сквозь полудрему пробрался певучий голос Баребры.
Веселина вздрогнула и с трудом приоткрыла один глаз. Отягчённые хмелью веки ту же снова слиплись.
— Грешно смеяться над непьющими людьми, — ответила девушка.
Из-за сарая раздался стук топора. Как и обещал, Йоран колол дрова на баню.
— Как же упустить случай и не воткнуть иголку в альву?
Вдова присела на лавочку. Откинула косу за спину.
— Заладили вы с этими названиваниями. Ох… названиями. Альвы, линдры… , — на лбу Веселины пролегли складки.
— Ещё там как-то меня называли. Не помню. А я представления не имею о чем речь. Люд я. Обычный люд. Девушка. Че-ло-век.
Язык Веселины заплетался.
— Обычный люд связующие нити не видит, — ответила Баребра. — Да и простым смертным с альпами* не совладать. А ты вон, обоих братьев приручила.