Да забыли про овраги #play_to_return
Шрифт:
– А по-моему, неплохо, - сказал я, и, захлопнув дверь, развалился в кресле.
Командирский прицел обнаружился справа и чтобы заглянуть в него, мне пришлось повернуться всем корпусом. Прицел не работал, и я моментально потерял к нему интерес. Лобовое стекло, хоть и прикрытое бронежалюзи, давало приличный сектор обзора, но тёмную стену ангара мне разглядывать не хотелось.
– Экипаж бронированной машины номер триста двенадцать к бою готов!
– К бою.
Ложкин сделал резкое движение рукой и двигатель бронетранспортёра взревел, как самый настоящий
Я наклонился вперёд, вглядываясь в асфальтово-чёрную стену ангара, чтобы не пропустить момент перехода на поле боя. Мне показалось, что по её матовой поверхности прошла волна, но ещё несколько секунд ничего не происходило. Мы продолжали в напряжённой тишине стоять посреди ангара, словно система забыла о нашем существовании.
Я повернул голову и посмотрел на Ложкина. Он застыл в картинной позе идеального водителя - хоть фотографируй и выпускай учебник "Как правильно сидеть за рулём". В руках у него, правда, была не рулевое колесо, а штурвал, но в танкистском шлемофоне на лётчика он всё равно походил слабо.
Вспомнив, что свой головной убор оставил на останках предыдущей машины, я слегка испугался, но мгновением позже с облегчением перевёл дух: шлемофон мой лежал на массивном кожухе, расположенном между мной и водителем. То ли Ложкин принёс, то ли система сама позаботилась о рассеянном командире экипажа.
Я поискал глазами гнездо для подключения шлемофона к бортовой сети, обнаружил его справа, на стене, позади командирского прицела, надел шлем на голову, поверх нацепил свои "очки-консервы", воткнул штекер.
– ... слышишь? Едрить, меня что, никто не слышит? Командир!
Я прижал ларингофон пальцем к шее и быстро сказал:
– Слышу тебя, Зверь. Что там у тебя?
– Наблюдаю бой. Жду указаний.
– Какой ещё бой?
– удивился я.
И в этот момент резкий порыв ветра разом сдёрнул в сторону занавес тумана, на котором всё это время сохранялось изображение стен ангара, и от увиденного я на несколько секунд лишился дара речи.
Бескрайнее жёлтое поле с небольшими островками леса, разбросанными редко, точно кляксы на большом листе бумаги. Невероятной глубины небо, переходящего от бледно-голубого вдали к тёмно-синему над головой с ослепительно ярким сгустком неистового белого огня, изображающего солнце. Небольшие холмы и лощины, одинаково густо покрытые спелой пшеницей. И на фоне всего этого великолепия - горящие танки.
Мы оказались в самой гуще ожесточённого боя, причём по какой-то прихоти гейм-дизайнера, первые тридцать секунд не было слышно ни звука, а всякое движение вокруг выглядело замедленным, точно в кино. Неторопливо поднимались и опускались языки пламени на ближайших горящих машинах, медленно полз в небо чёрный дым, лениво карабкалась на дальний пригорок танкетка.
– Это что за фигня?
– спросил я, наклоняясь вперёд, чтобы лучше разглядеть происходящее.
И в этот момент, игровой сценарий отпустил сцепление и до отказа выжал акселератор.
Со страшным треском в сотне метров от нашей машины прямо в воздухе плеснул во все стороны разрыв. И тут же одновременно
Оглушенный и почти контуженный я пялился на корпус большого танка, обведённого синей каймой, что выехал прямо перед моей машиной откуда-то справа, одним выстрелом буквально разметал в труху танкетку на дальнем и холме, и начал поворачивать тяжёлую угловатую башню в нашу сторону.
– Гриня, вперёд!
– охнул я, севшим враз, голосом, но Ложкин услышал и, как мне показалось, просто изо всех сил топнул ногой по всем педалям сразу.
Бронетранспортёр обиженно взвизгнул шестерёнками и рванул так, что меня вдавило в спинку кресла. Справа мелькнул танк с огромным жерлом ствола большого калибра, нос нашей машины начал задираться и я потерял из виду землю с горящей техникой и теперь видел только раскачивающееся голубое небо в жирных полосах копоти многочисленных пожаров.
Позади что-то бахнуло так, что мне показалось, будто по крыше нашей машины саданули здоровой дубиной. Затем нос бронетранспортёра резко качнулся вниз и я увидел летящую навстречу землю. Резко откинувшись назад, я отчаянно замахал руками, пытаясь найти, за что зацепиться, схватился за ленту с патронами, свисающую с потолка, отпустил и мгновением позже нащупал какую-то жесткую ручку.
Нос машины снова задрался, но я уже был к этому готов, и гораздо спокойнее нащупал точку опоры второй рукой, одновременно озирая поле боя через все доступные окна по кругу и пытаясь разобрать сквозь грохот разрывов неясное бормотание Зверева в наушниках.
Бронетранспортёр двигался намного шустрее предыдущих машин, на которых мне приходилось здесь ездить. Именно поэтому мы легко проскочили под носом у тяжелого вражеского танка и нырнули в здоровую яму, очень сильно походившую на большую и старую воронку, уходя с линии выстрела, и без видимых усилий поднялись по другому склону, вновь оказавшись прямо посреди кипящего боя между десятками бронированных машин.
Ложкин ловко объехал горящий остов большого танка и увеличил скорость. Я в боковое окно обнаружил зеркальце заднего вида и видел, как на том месте, где мы только что были, опадают бессильно черные крылья от разрыва снаряда.
– Молодец, Гриня, - сказал я, и водитель коротко кивнул, принимая похвалу.
– Так, что у нас из доступных целей видно? Серп? Зверь?
– Цели есть, - тут же отозвался Серпилин, - но я не могу стрелять, пока ты не отдал приказ.
– Тоже жду приказа, - добавил Зверев.
– Мужики, ну вы чего, как не родные?
– удивился я.
– Мы же в бою. Мочи синих, пока не позеленеют!
– Есть!
– Есть, командир!
– Куда ехать, командир?
– Жми на газ, Гриня, - сказал я, поворачиваясь к прицелу командира.