Да забыли про овраги #play_to_return
Шрифт:
Ложкин увеличил скорость. Справа мелькнули два горящих танка, сошедшихся точно уставшие боксёры на ринге, в плотном клинче. Как раз, когда они остались позади, в одном из них начал рваться боекомплект и огненные ошметки полетели во все стороны, точно из бушующего вулкана.
Впереди земля вскипела разрывами и Ложкин бросил машину влево, вниз по склону холма, чтобы уйти из-под массированного удара чьей-то артиллерии. Несмотря на высокую скорость и резкие повороты, в кресле бронетранспортёра я сидел достаточно плотно и чувствовал себя не в пример комфортней и уверенней, чем на сидушке
Над головой забился в конвульсиях пулемёт Серпилина. Сверху снова посыпались дымящиеся гильзы. Я приник к прицелу.
Как ни странно, но теперь разноцветная картинка показалась мне уже не такой хаотичной. Я отчётливо различал центры концентрации зелёных и синих бронемашин, откуда, по всей видимости, две крупные противоборствующие группировки, начали своё движение. На первый взгляд, определить на чьей стороне преимущество, было просто невозможно. Да и не особо меня волновали разборки на таком уровне. Мои задачи пока выглядели куда проще, чем победа над "синими".
Моя машина мчалась вдоль подножия холма, а по его гребню, значительно медленнее нас, двигался антитанк "синих". И Серпилин, видимо прекрасно осознав полученный опыт, огнём из пулемёта пытался перебить ему гусеницы. Приблизив карту, насколько это было возможно, я хорошо видел, как чужая машина остановилась, нехотя развернулась в нашу сторону, немощно покачала стволом, явно не в состоянии так сильно опустить пушку, чтобы накрыть цель внизу, и начала медленно сползать вниз по склону. От её гусениц летели снопы искр, высекаемые пулемётным огнём.
Манёвр противника был очевиден: сейчас корпус его машины накренится вперёд и он сможет ввести в бой свою длинную пушку, мощности которой хватит, чтобы прошить насквозь даже хорошо бронированный танк, а не то, что бронетранспортёр, как у меня. Мы уже начали опережать вражескую самоходку, поэтому пулемёт Серпилина замолчал, передав эстафету пулемёту Зверева.
– Гриня!
– скомандовал я водителю.
– Забирай вверх по склону!
Бронетранспортёр вильнул вправо, заставив меня изо всех сил вцепиться в рукояти. Моя машина легко пересекла линию прицела пушки вражеской самоходки и, не особо потеряв скорость, стремительно поднималась на гребень холма. Чужая самоходка перестала двигаться, замерла, словно в раздумьях и вдруг выбросила сноп огня. Это было неожиданно - ведь я отчетливо видел, что пушка "синей" самоходки смотрит мимо.
Грохот близкого выстрела пробрал до внутренностей и заставил кожу покрыться мурашками. Я оторвался от прицела и уставился в маленькое лобовое окошко, прикрытое бронированным жалюзи. Далеко впереди слева склон холма поднялся темной стеной разрыва фугасного снаряда.
– Вот тормоз!
– с облегчением выдохнул я.
– Отдохни, зарядись! Гриня, давай правее, наверх, и потом - на ту сторону холма!
Тяжелый множественный грохот ударов по металлу несколько снизил градус моей радости.
– А ведь у него тоже пулемёт есть, - оформил я вслух очевидную догадку.
– Зверь, ты как там? Цел?
– Получил лёгкое ранение, - спокойным голосом доложил заряжающий.
– Могу продолжать бой.
Машину сильно тряхнуло в какой-то ямине, её нос вдруг рванул вверх и тут
Желтое пшеничное поле, покрытое сплошь огненными язвами пожаров, продолжающих расти вокруг горящей техники, десятки разномастных и разнокалиберных танков, кружащих друг вокруг друга в смертельной карусели, поднимающиеся кверху тёмные кусты многочисленных разрывов, прямо указующих на схоронившуюся в укромных местах артиллерию и многочисленные столбы черного и белого дыма, похожие на куски растрёпанной верёвки, лёгким ветерком, собираемые в грубую серую пряжу где-то под облаками.
Ни малейшего смысла в хаотичном движении боевых машин я не видел. Огромное сражение распалось на десятки локальных боёв одиночных машин или небольших групп. Но нам в любом случае ловить здесь было нечего, ведь даже пулемёт на борту неповоротливого антитанка, представлял для нашего транспорта серьёзную угрозу.
– Туда, вниз, в распадок!
– показал я Ложкину направление пальцем.
Он на мгновение "завис", заставив меня мгновенно раскаяться, что на инструктаже в ангаре я не подумал про отработку приказов жестами, но вдруг кивнул и уверенно бросил машину вперёд.
– Молодец, Гриня, растёшь в моих глазах!
– крикнул я и показал ему большой палец.
Ложкин снова задумался и я поспешил добавить:
– Давай-давай, только вперёд! Большой палец - это просто знак похвалы!
Позади вновь тяжело забарабанило по железу, но Ложкин резко повернул штурвал, уводя машину вниз по склону и грохот прекратился.
– Думаю, вам надо просто сесть в кресло, как обычно, - сказала Оксана, - а я расположусь рядом на стуле так, чтобы меня вообще в кадре видно не было. Ноутбук же мы поставим на столе.
– Ну, не знаю, - заметно нервничая, сказал полковник Комаров.
– Всё-таки с американцами говорить придётся, каждая мелочь важна, нельзя ударить в грязь лицом перед коллегами. Ты уверена, что лучше будет просто сидеть? Может, всё-таки фуражку и китель с орденскими планками надеть?
Оксана демонстративно закатила глаза, тяжело вздохнула и тоном занудной учительницы, которой до смерти надоел туповатый ученик, сказала:
– Товарищ полковник, я понимаю ваше желание произвести впечатление, но они же подчеркнули, что разговор ожидается неофициальный, просто для рабочего обмена информацией. Мне кажется, они вообще хотели бы, чтобы этот разговор остался между ними и нами. Поэтому, чем меньше официоза - тем лучше.
– Ну, хорошо, хорошо. Убедила, - проворчал Комаров.
– Оставляем рубашку с погонами и всё на этом. А ты непременно должна сидеть рядом, как и договаривались. Вон ты у нас какая красавица - глядишь, выдадим замуж за американца какого-нибудь, раз свои оболтусы такое счастье мимо обходят. Не всё ж тебе с компьютерами в обнимку сидеть.
Оксана вежливо улыбнулась в ответ и машинально посмотрелась в зеркало, висящее на стене. Форма действительно сидела на ней прекрасно, подчёркивая достоинства фигуры.