Далекие острова. Трилогия
Шрифт:
– Я знаю, что Вы глубоко верующий человек....
– Ерунда, я не исповедовался уже два года, - прервал я Сола.
– Исповедь это не главное, - запальчиво воскликнул доктор, - я очень давно Вас знаю. Вы верующий человек. И эта вера не позволит Вам очерстветь душой. Хватит думать о мести, нужно простить и помочь.
– Я простил, но помочь не могу.
Доктор тяжело вздохнул. Он был раздосадован, тем что я не соглашаюсь с его словами и, от бессилья, даже стукнул кулаком по камню.
– Так нельзя. Ведь Вы несете за них ответственность. Если бы Вы были внимательнее и тверже, то возможно никакого бунта
Неожиданно было слышать это от доктора. Я искренне считал его своим другом и думал, что нам удалось преодолеть прежние разногласия. Выходит, даже мой соратник и участник всех событий, считает меня виноватым. Я не на шутку разозлился. Почему-то в последнее время все решили, что могут читать мне нотации. Проклятый доктор! Лучше бы я остался играть в бильярд.
– Значит Вы хотите спасти бунтовщиков?
– спросил я.
Сол с надеждой посмотрел на меня и кивнул. Видимо он решил, что во мне наконец проснулась совесть.
– Почему Вы говорите со мной только об офицерах? А почти сотня нижних чинов, которые вообще не понимали на что идут, которых втянули в это дело обманом? Неужели Вас, врача и священнослужителя, они совсем не интересуют?
Сол хотел возразить, но мне уже было не остановиться.
– Вот за этих людей я буду просить, вот ради них я и отправился сейчас в экспедицию, а наши с Вами бывшие друзья могут застрелиться или сдаться властям. Будет суд и они получат по заслугам. В свое время Вы говорили о том, какую опасность представляет страшный культ Босху, распространенный среди жителей Дикого острова, - продолжал я, - все, кто там остался, признали адмирала Толя богом, все люди за которых Вы просите, еретики и язычники. Вы бы лучше подумали о том, что когда они вернуться домой, то привезут в наш мир варварскую религию с человеческими жертвоприношениями. И что Ваша церковь собирается с этим делать? Можно посадить в карантин сотню больных человек, но для прокаженных душ карантина еще не придумали.
Доктор сидел красный, как лангуст. Он всегда считал себя спасителем человечества. В обычной жизни, он лечил благодарных больных, в другой, тайной, будучи монахом, отпускал грехи и давал советы, которым страждущие следовали не задумываясь. Иногда даже самый хороший человек начинает считать себя непререкаемым авторитетом и перестает прислушиваться к чужому мнению.
Наверно его уже давно никто так не ругал. Я понимал, что погорячился, но слова Сола слишком сильно задели меня.
Он молча стал собирать остатки трапезы и укладывать в походный ранец. Я ему не мешал. Пусть делает, что хочет. Признаться, мне уже до смерти надоели собравшиеся в этом походе моралисты - офицеры с "Великолепного", помощник капитана Хала, теперь еще вот этот святоша.
– Вы правы, - наконец сказал Сол, он старался не смотреть мне в глаза, - извините, что завел этот разговор. Спасибо за то, что согласились пойти сюда со мной.
– Не за что.
– Пожалуй я пойду на корабль. Может быть Вам оставить, что-нибудь?
– спохватился доктор.
– Нет. Спасибо.
Сол развернулся и пошел по тропинке вниз. Я смотрел, ему вслед и думал о том, что сегодня лишился еще одного друга.
Я вспомнил, как на острове Трам Сол пришел ко мне в блиндаж. Шли тяжелые бои и нам прислали нового командира взвода. Имени этого офицера
– Добрый вечер,- сказал он.
– Здравствуйте Сол, - ответил я, - рад Вас видеть в добром здравии.
Сегодня несколько снарядов легли в опасной близости от лазарета, и я беспокоился за него.
– Выдалась свободная минутка и я решил Вас проведать.
Сол снял фуражку и сел за стол.
– Есть хотите?
– Нет. Благодарю. Как у Вас дела?
– Много убитых.
– пожаловался я, - и взводный куда-то запропастился. Днем отправил его к Вам, ранение пустяковое, думал перевяжут и отпустят.
– Не отпустят.
Сол достал трубку и стал набивать ее табаком.
– Почему, - не понял я,- он что умер?
– Его арестовали час назад.
– Какого черта?
Доктор раскурил рубку.
– Когда я вытащил пулю, оказалось, что она от нашего револьвера. Самострел.
Такое случалось довольно часто. Не выдержав ужаса войны, новички стреляли в себя. Некоторых ловили, кому-то сходило с рук. Наказание за самострел было суровым. Трибунал и исправительные работы.
– Кто его арестовал, контрразведка? Как узнали?
– Я доложил.
Лицо Сола было угрюмым. В десантных моринах не принято докладывать наверх, не посоветовавшись с командиром. Он понимал, что поступил неправильно.
– Зачем? Разобрались бы сами.
Я не винил Сола и не собирался его отчитывать. В конце концов доктор выполнил свой долг, но мальчишку было жалко. Я всегда старался дать оступившемуся второй шанс. Иногда это помогало, иногда нет, но по крайней мере, моя совесть оставалась чиста. В свое время адмирал Крол тоже закрывал глаза на мои проступки, только благодаря этому я сейчас командую мориной.
– У меня была проверка из центрального госпиталя. Я конечно мог скрыть, но рисковал. При операции присутствовал штабной хирург. Мне показалось, что он обратил внимание на пулю.
Я кивнул. Если бы узнали, что мы стараемся скрыть случай самострела, нам бы всем не поздоровилось и мне в первую очередь. Сол это прекрасно понимал.
– Вы думаете я поступил не хорошо?
– Думаю, что это мог быть не самострел, - сказал я, - Слишком много с обеих сторон трофейного оружия. Вообще никогда не мог понять, как определить, кто выстрелил враг или ты сам. В любом случае, Вы сломали лейтенанту жизнь.
Доктор поднялся.
– Пусть разбирается контрразведка, если он не виноват, его отпустят. В конце концов я выполнил свой долг. Извините, Бур, но мне надо идти, много раненых.
Сол отправился в лазарет. На следующий день мне прислали другого лейтенанта.
После того, как доктор ушел на корабль, я еще не много посидел на скале, потом затушил огонь и вернулся на базу.
В кают-компании было шумно, все обсуждали игру. Очереди были расписаны на несколько часов вперед, и я понял, что делать здесь совершенно нечего, поэтому решил немного выпить и вернуться на судно. Неожиданно ко мне подсел комендант. У нас оказались общие знакомые, и он угостил меня коньяком.