Далекие журавли
Шрифт:
Перевод автора.
АЛЕКС ДЕБОЛЬСКИ
ВОСХОД СОЛНЦА НА АЙ-ПЕТРИ
Рассказ
1
Впервые в своей жизни он находился на курорте, на настоящем морском курорте, на самом юге, на берегу теплого, синего моря. Он был на «ты» с пальмами, магнолиями и кипарисами, с пароходами и чайками… И вообще многое — не слишком ли? — случалось с ним сейчас впервые в жизни. Жизнь эта была еще очень коротка, однако не для него
Здесь, на море, он впервые по-настоящему влюбился. Все, что было раньше — одноклассница с тонкими косичками, которая позволяла ему провожать себя домой с катка и на прощание подставляла щеку для поцелуя, невероятно красивая молодая филологиня на первом курсе университета, которой можно было только любоваться издалека, — все это отодвинулось во тьму забвения, представлялось детским и смешным. С этой девушкой он уже гулял по вечернему парку, держал в своей руке ее руку и ломал голову над тем, когда и каким образом можно будет наконец перейти к поцелуям. В свои двадцать лет он был все еще довольно робок и не знал, сколько влекущей силы для юных женских сердец заключали в себе его высокий рост, широкие плечи, серые глаза, дружелюбная улыбка и глубокий, звучный голос.
У девушки была стройная фигура, большие голубые глаза со смелым взглядом и полные, влажно поблескивающие губы. И еще у нее было чудесное, редкое имя: Флора. Как будто и она была частью этой сказочной прекрасной южной природы.
И вот сложилась трудная ситуация — его собственная идея вернулась к нему и ударила обидно и больно, так австралийский бумеранг поражает незадачливого метателя.
— Ребята, — сказал он, — но почему же именно сегодня? Завтра тоже будет день.
Оба его друга по студенческому дому отдыха изобразили величайшее изумление, граничащее с возмущением.
— Но послушай-ка, Мартин Иден, — сказал пепельный блондин Феликс из Тарту, — не ты ли это был собственной персоной, кто с такой страстью настаивал на скорейшем проведении операции «Ай-Петри»?
Иден — его часто называли так. Он и в самом деле очень был внешне похож на известного писателя.
— В любой другой день — да, — сказал он. — Но сегодня вечером я занят.
— Стыдитесь, ваше превосходительство, — сказал Юра, долговязый брюнет из Харькова, который наряду с огненным взглядом обладал еще, как говорят, и хорошо подвешенным языком, что обеспечивало ему немалый успех у прекрасного пола окружающих домов отдыха и санаториев. — В тот самый момент, когда весь коллектив после продолжительных колебаний повернулся наконец лицом к восходящему солнцу и исполнился решимости штурмовать гору Ай-Петри, у вашей милости находятся дела поважнее. Уж если даже такая избалованная жизненными удобствами личность, как ваш покорный слуга, присоединяется к жаждущей приключений студенческой массе, чтобы служить опорой слабейшим, то как же возможно в этом случае, чтобы такое олицетворение сознания долга, как вы, убегало в кусты? Притом являясь само же виновником всего переполоха?
Возразить было нечего. С первого дня своего пребывания на курорте он выступил пропагандистом этой идеи: где-то когда-то он читал, как великолепен вид солнца, появляющегося из-за морского горизонта, особенно если наблюдать с какой-нибудь горной вершины. Сначала никто, включая даже обоих его ближайших товарищей спортсменов, не обращал внимания на его страстные призывы. Тем более не находилось знающего местность проводника — в деревнях жили все больше недавние переселенцы. Затея его постепенно была предана забвению. И вдруг на тебе: все собрались сегодня идти на Ай-Петри, проводник объявился, а он в кусты.
Он задумался. Поглядел на часы. Если сейчас направиться не на волейбольную площадку, а на пляж, чтобы разыскать там Флору и предупредить
— Ну ладно, — сказал он. — Я жертвую личными выгодами, когда дело идет об интересах коллектива.
— Вот это речь не мальчика, а мужа, — сказал пепельный блондин Феликс. — Сбор у входа в столовую, старт в пять часов пополудни. Форма одежды спартанская, с собой иметь собственный провиант; питьевые припасы и перевязочный материал. Венсеремос!
…Он сразу же нашел ее на обычном месте, в стороне от центрального входа с его газетными киосками, лотками газированной воды и купальных принадлежностей, в одном из отдаленных уголков, под высокой отвесной скалой, где галька не так нежна, как повсюду на этом огромном, так называемом золотом пляже.
Она лежала на спине на оливкового цвета пляжном полотенце, ее желтый купальный костюм плотно облегал тело, солнечные очки с большими круглыми стеклами придавали ее обличью что-то муравьиное, а под соединительную дужку очков был заправлен узким концом большой каштановый лист, защищавший нос от солнечного ожога.
Он остановился в нескольких шагах и на мгновение залюбовался ею. Потом нашел маленькую плоскую плитку гравия и кинул, как монетку в денежной игре, на ее грудь. Она порывисто села.
— Ах, это ты, Мартин? Безобразник! Ты испугал меня. Я полагала, что у тебя сегодня тренировка?
— Человек предполагает, а господь бог располагает, — сказал он весело и улегся рядом с ней на живот, прямо на раскаленную гальку.
Он ловил счастливое мгновенье, сожаление о вечерних рухнувших надеждах улетучилось, как только он увидел ее перед собой. Предвкушение радости встречи с ней начало овладевать им, еще когда он решил идти на Ай-Петри, сразу же подумав, как хорошо, что нашелся повод увидеть ее сейчас же, вместо того чтобы дожидаться вечера. Правда, его беспокоила неуверенность, застанет ли он ее на пляже? А если и застанет, вдруг она будет не одна, а в окружении толпы поклонников? Как тогда он сумеет улучить момент, чтобы объяснить ей новую ситуацию, да так, чтобы не попасть в немилость? Теперь все сомнения исчезли, она была здесь, она была одна, хотя и знала, что он не должен был прийти, она была здесь для него и, кажется, радовалась его появлению. Торжество оттеснило все прочие чувства и мысли, он считал теперь ненужным сразу же ни с того ни с сего начинать неприятный разговор о своем вечернем предприятии, у него еще было в запасе время. Он повернул к ней свое лицо, на котором она могла прочесть выражение ничем не омраченного счастья.
— Выходит, твоя команда может обойтись без тебя?
Значит, она помнит, что у него было намечено на сегодняшнее утро. Это наполнило его удовлетворением и гордостью — она думала о нем, он занимал ее мысли, он был для нее не кто-нибудь, а возможно, уже «он», хотя знакомству их всего лишь три дня. Как относительно понятие времени! Три дня, целая вечность… Он уже не мог представить себе свою жизнь без этого нового содержания. Он не говорил себе «без нее», не настолько уж он был романтичен, однако ощущал, насколько изменилась его жизнь с тех пор, как она заняла в ней свое место. Удивительно, но за эти три дня изменилась не только его теперешняя жизнь; казалось, что вся его прошлая жизнь как-то подверглась влиянию этой встречи, что многие обстоятельства его прежней жизни стали выглядеть по-иному в свете этого знакомства.
— Нет, это я могу обойтись без нее.
«Скорее, чем без тебя», — хотелось ему добавить, но он удержался. Комплименты, ухажерство — это оружие таких бабников, как Юра, его товарища по спортивным забавам.
— А вчера у меня сложилось впечатление, что ты и без меня можешь легко обойтись.
Она сама начала легкую пикировку. Ее слова означали, что она выделяет его среди других. Это его порадовало, однако не добавило уверенности. Разве можно было сбрасывать со счета мужчин из ее санатория, не говоря уже о мужчинах Львова, откуда она приехала?