Дальнейшие похождения Остапа Бендера
Шрифт:
— Может, к своему папаше идет? — спросил Балаганов.
— Может, и на работу во вторую смену… — ответил Остап.
Но они ошиблись. Роман Семенович Ивакин к своим родителям не подался, не пошел и на работу во вторую смену, а зашел в ближайший нэпманский ресторан и под звуки надрывающей душу скрипки заказал графин водки с нехитрой закуской.
В зале посетителей было мало. Скрипка еще больше расстраивала оскорбленного мужа. Ему было очень жалко самого себя и обидно, что на все его заботы и старания жена ответила угрозой
— Люблю рыдающих пьяных, — сказал Остап своему нижнему чину.
Он и его компаньон зашли в ресторан вслед за Ивакиным и заняли соседний с ним стол.
— Так наплевать в мою душу… — всхлипывал Роман.
— Передовика и ударника? — спросил Остап, пересаживаясь за его стол.
— Да-а… — произнес оскорбленный муж. И ему очень захотелось поделиться с кем-нибудь, излить горечь своей души. И он начал говорить, говорить. Вот что узнали Остап и Балаганов из его рассказа…
…С водоснабжением, как известно, в Мариуполе было не благополучно. Жители стремились провести любыми средствами водопровод в свой дом. Одним из таких жителей и был Роман Ивакин. Когда он под нажимом тещи и жены начал хлопотать об этом, в водопроводной конторе ему сказали:
— Нужна труба. Воду проводим только из материала заказчика!
Никому не известно, где и как доставал Ивакин трубу. Важен результат. Понес Ивакин трубу на плече, шел довольный, улыбался. Труба длинная, извивалась, кик макарона намоченная, черкала своими концами воздух и тротуар. Все чаще и чаще менял плечо под стальной гадюкой Ивакин и шел, шел, потея. Вот и контора, наконец!
На его стук дверь приоткрылась и сторожиха в валенках сказала:
— Конец упряжки ужо. Трубу не сюдой неси. На склад ее давай, что на улице, э-э… ну, иде магазин Сапунова был, знаешь? По-новому как и номер какой, не припомню, — сказала Ивакину древняя старуха, чихнув три раза.
— Варвары, — ругнулся Ивакин и попятился на улицу.
Пошел с трубой, пригиная прохожих. Сплевывал с досады, менял плечо под глистой железной и плыл устало к безадресному складу.
«Кто его знает, где этот склад, бывший купеческим магазином», — тоскливо размышлял Ивакин.
— Где тут магазин Сапунова, ну, купца бывшего, одним словом? — спросил носитель трубы.
— Понятия не имею, — хохотнула женщина с корзинкой и пронеслась мимо.
— Это же когда? По молодости своей не ведаем, товарищ, — засмеялись девушка и парень на другой вопрос Ивакина.
И вот, после долгих поисков-скитаний, уже совсем в сумерки Ивакин приплелся к дощатым воротам злополучного склада. Грохнул трубу проклятую на землю и постучался что есть силы в калитку.
Послышался лай собаки и голос:
— Ну, чего там разоряешься?
— Примите трубу! — вытер потное лицо платком и не сказал, а уже застонал Ивакин.
— Завтра утром приходи, а сейчас никого уже нет.
Калитка ворот отворилась и перед
— Та-а-ак ка-а-ак же быть?! — заикаясь вскрикнул Ивакин.
— А это уж не мне знать, милый. Неси ее обратно, наверное, — пнул трубу ногой в бурке сторож.
— Примите ее, папаша! Справку и завтра можно выдать!
— Не могу, милый, никак не могу. А вдруг проверка какая! Нет, что ты, милый, горя тогда не оберешься. К восьми и приноси, — пнул он еще раз трубу ногой и плавно прикрыл за собой дверку.
— Ух, проклятая! — футбольнул с сердцем Ивакин свою неразлучную спутницу дня. Тяжко вздохнул, взвалил ее на плечо и заковылял с трубой по направлению к своему дому.
— Мое почтение, Рома! — вдруг крикнул ему бочкарь-ассеннзатор.
— Ну! — возрадовался знакомому Ивакин. — Подвези, а?
— Сейчас пристроим, — сошел с козлов степенно на землю возчик нечистот.
Через несколько минут измученный Ивакин подпрыгивал на сидении ассенизационной телеги. Помимо черпака на длинном шесте, у бочки вырос хвост в виде Ивакиной трубы, привязанной к ней.
А дома опять препятствие — труба в квартиру по длине своей не вмещается. Пришлось при содействии веса тещи трубу согнуть буквой «Л» и водворить ее вокруг стола.
Умылся и упал мешком в постель Ивакин, заснул как убитый от дневных треволнений. А через три часа проснулся и спать не может. Трубу проклятую вспомнил, о ней все думает невольно. То ему кажется, что он в нее смотрит, как в трубу подзорную, то в кружке светлом ее видит сторожа в бараньем тулупе. Сторож хитро подмаргивает ему и помахивает бумаженцией. То вдруг чувствует Ивакин, что труба гадюкой ему шею обвивает, кровь холодит и тяжестью давит. И даже трубный запах ржавчины, масла-смазки и бочки ассенизационной вдруг преследовать его начал.
Лежит Ивакин, смотрит в пустоту расширенными глазами, шевелит губой верхней, на которой, ему чудится, намазано чем-то недобрым, вздыхает горько, ворочается с боку на бок и не может избавиться от запаха неприятного. Даже потер у себя под носом краешком простыни — не помогает!
Встал, пошел умыться и заодно воды попить. И, хорошо зная, что на полу труба лежит змеей окаянная, споткнулся все же! Чуть шкафчик с посудой не опрокинул! А тут еще сонный голос тещи:
— Кого там черти конем носят?!
И так тут горько стало Ивакину на душе, что даже не понял, чем жажду утолял и чем умывался в кухне — то ли водой, то ли слезами собственными.
Едва рассвело, понесся Ивакин с л-образной ношей к трубному складу.
А через два дня, когда Роман был на работе, в квартиру Ивакиных двое рабочих втащили бегом хорошо уже знакомую Ивакиным… трубу! Л-образную трубу, которую рабочие торопливо пронесли с комнату и, не сговариваясь, расположили вокруг обеденного стола…
— А когда воду будете проводить? — недоуменно спросила теща Ивакина.