Дальние пределы человеческой психики
Шрифт:
то, что я понимаю как один из элементов особости (несравнимость). Если
я прав в подобном толковании болезни, то мы должны быть чрезвычайно
осторожны, чтобы не перепутать описанную Гольдштейном редукцию к
конкретному, к вторичному, со свежим и конкретным восприятием
здорового человека, не редуцированного к конкретному. Более того, мы
обязаны четко отделить подобное редуцированное восприятие от познания
бытия, или высшего постижения, потому что познание
только познание конкретной особости того или иного предмета или
явления, но также и познание абстрактной особости, в различных
значениях слова <абстрактность>, а в предельных выражениях -
постижение всего космоса.
Стоит также провести грань между описанным выше способом восприятия и
высшим переживанием (89) как таковым, или переживанием сатори, как
называет его Судзуки. Например, высшее переживание всегда
сопровождается постижением Бытия, но Бытие постижимо также и помимо
высшего переживания; зачастую познанию Бытия способствует трагический
опыт или даже познание зла. Для этого нужно провести различие между
двумя типами предельных переживаний, между двумя способами познания
Бытия. С одной стороны перед нами предстает космическое познание, о
котором писал и Бьюк (18), и некоторые мистики. Этот тип познания
направлен на весь космос, познающий человек видит взаимосвязь всего со
всем, не исключая из общей череды предметов и явлений самого себя. Мои
испытуемые описывали мгновения космического познания примерно такими
словами:
<Я понимал, что принадлежу универсуму, я видел свое место в нем. Я
ощущал свою значимость, но при этом понимал, как я мал и ничтожен.
Одновременно я испытывал смирение и гордость>. Или: <Я отчетливо
ощущал себя необходимой, неотъемлемой частицей Вселенной, я не был
сторонним наблюдателем, я принадлежал ей и был неотделим от нее. Я не
смотрел на нее сквозь черную бездну, наоборот - я был в ее центре,
принадлежал ей как полноправный член семьи, не как приемыш или
пасынок, не как прохожий, заглядывающий в окно>. Таков этот тип
предельного переживания, способ постижения Бытия, и его обязательно
нужно отличать от другого, завороженного восприятия, при котором
сознание человека сужается до особости
Заметки о наивном познании
265
объекта или даже отдельной его части, например, картины или лица,
ребенка или дерева, при котором остальной мир и собственное <Я>
перестают
объектом при этом настолько сильны, весь мир настолько забыт, что
здесь недалеко и до со стояний транец енденции. Человек перестает
осознавать себя, его <Я>, весь окружающий его мир, кроме заворожившего
его объекта, уходит в небытие, объект становится целым космосом.
Человек воспринимает объект как целостный мир. В такие мгновения для
него существует только он, и больше ничего. А потому законы познания,
выработанные ранее для познания всего мира, в такие мгновения человек
переносит на восприятие этого отдельного, вычлененного из мира
объекта, заворожившего его, ставшего для него всем миром. Таковы два
разных типа предельных переживаний. Судзуки, рассуждая о них, не
проводит между ними четкой границы. В одном месте он говорит, что,
глядя в крошечный цветок, можно увидеть Вселенную. А в другом
рассказывает о религиозно-мистическом опыте сатори как о пути к
слиянию с Богом, с Высшим, или с Универсумом.
Такая очарованность, сужающая взгляд на мир, подобна шорам на глазах,
сродни состоянию муга. В состоянии муга вы погружены в свое занятие с
полной беззаветностью, вы не в состоянии думать о чем-либо ином, вы не
колеблетесь, не осмысляете критически, не сомневаетесь, вы не
поддаетесь воздействию посторонних внутренних и внешних препятствий. В
этом состоянии возможна чистейшая, совершеннейшая, абсолютная
спонтанность поступков, на которые не в силах повлиять никакие
запреты. Такая спонтанность, такая полная свобода возможна только в
тех случаях, когда человек отрешается от своего <Я>, забывает о себе.
Состояние муга часто путают с состоянием сатори. В литературе по
дзэн-буддизму состояние муга обычно описывается как полная
поглощенность каким-то делом, неважно каким, пусть даже и колкой дров,
лишь бы колыцик работал с усердием и от души. Но в то же время
дзэн-буддисты говорят о нем как о мистическом опыте единения с
космосом. Мы же все-таки будем понимать, что эти два состояния в
определенном смысле весьма различны.
Так же критически стоит отнестись к нападкам дзэн-философии на
абстрактное мышление. Мы не можем согласиться с утверждением, что
ценность представляет лишь конкретная особость, что абстрагирование
любого рода пагубно. Следуя этому убеждению, мы рискуем впасть в