Дама с камелиями

Дюма-сын Александр

– Позвольте мне в таком случае представить вам моего друга Армана Дюваля.

– Я уже дала свое согласие Прюданс.

– Я уже имел раз честь быть вам представленным, – сказал я, поклонившись, едва внятным голосом.

Маргарита всматривалась в меня и старалась припомнить, но не могла или делала вид, что не может.

– Сударыня, – продолжал я, – я вам очень благодарен, что вы забыли об этом первом знакомстве, потому что я был очень смешон и показался вам, вероятно, очень скучным. Это было два

года тему назад в оперетте, я был с Эрнестом.

– Да, я вспоминаю! – сказала Маргарита с улыбкой. – Нет, не вы были смешны, а я была смешлива; впрочем, я и теперь легко смеюсь, но не так, как раньше. Вы простили меня?

Она мне протянула руку, и я поцеловал ее.

– Знаете, – продолжала она, – у меня есть такая дурная привычка сбивать с толку людей, которых я вижу в первый раз. Это очень глупо. Мой доктор говорит, что это оттого, что я очень нервная и всегда больна: вы должны поверить моему доктору.

– Но у вас цветущий вид.

– Ах, я была очень больна.

– Я знаю.

– Кто вам сказал?

– Все это знали; я часто приходил справляться о вашем здоровье и обрадовался, узнав о вашем выздоровлении.

– Мне никогда не подавали вашей карточки.

– Я никогда не оставлял ее.

– Так это вы приходили каждый день справляться о моем здоровье во время моей болезни и ни разу не хотели назвать свое имя?

– Да, я.

– Значит, вы не только снисходительны, вы великодушны. Вы, граф, не сделали бы этого, – прибавила она, обращаясь к графу N…, и бросила на меня один из тех взглядов, которыми женщины дополняют свои слова.

– Я с вами знаком только два месяца.

– А этот господин знал меня только пять минут. Вы всегда отвечаете невпопад.

Женщины безжалостны с людьми, которых они не любят.

Граф покраснел и начал кусать себе губы.

Мне стало жаль его, потому что он был, по-видимому, влюблен так же, как и я, и жестокая откровенность Маргариты, особенно в присутствии двух посторонних, делала его очень несчастным.

– Вы играли, когда мы вошли, – сказал я, чтобы переменить разговор. – Пожалуйста, смотрите на меня как на старого знакомого и продолжайте.

– Ах, – сказала она, бросаясь на диван и делая нам знак, чтобы мы тоже сели, – Гастон знает мою музыку. Она может сойти наедине с графом, но вас я не хочу подвергнуть такой пытке.

– В этом вы мне оказываете предпочтение? – спросил граф, стараясь придать своей улыбке ироническое и проницательное выражение.

– Напрасно вы меня укоряете в этом единственном предпочтении.

По-видимому, несчастный малый не мог сказать ни слова. Он бросил на молодую женщину умоляющий взгляд.

– Прюданс, – продолжала она, – вы сделали то, о чем я вас просила?

– Да.

– Отлично, после вы расскажете мне об этом. Мне нужно с вами поговорить,

не уходите, пока я не поговорю.

– Мы, может быть, мешаем, – сказал я. – Теперь, когда состоялось вторичное знакомство и забыто первое, мы можем уйти.

– Зачем? Мои слова не к вам относятся. Напротив, я хочу, чтобы вы остались.

Граф вытащил роскошные часы и посмотрел, сколько времени.

– Мне пора в клуб.

Маргарита ничего не ответила.

Граф отошел от камина и подошел к ней:

– До свидания, сударыня.

Маргарита поднялась.

– До свидания, милейший граф, вы уже уходите?

– Да, я боюсь, что вам скучно со мной.

– Не больше, чем всегда. Когда мы вас опять увидим?

– Когда вы позволите.

– Так прощайте.

Согласитесь, что это было жестоко.

Граф, к счастью, был очень хорошо воспитан и миролюбив по характеру. Он поцеловал небрежно протянутую руку Маргариты и вышел, поклонившись нам. Переступая порог, он оглянулся на Прюданс. Та пожала плечами, и жест ее, казалось, говорил: «Я сделала все, что могла».

– Нанина, – крикнула Маргарита, – посвети господину графу.

Мы слышали, как открылась и закрылась дверь.

– Наконец-то! – воскликнула Маргарита, появляясь в будуаре. – Он уехал; этот малый ужасно действует мне на нервы.

– Дорогая моя, – сказала Прюданс, – вы слишком суровы с ним; он так хорошо, так внимательно относится к вам. Посмотрите, на камине лежат часы, которые он вам подарил; они стоят, по крайней мере, тысячу экю.

Мадам Дювернуа подошла к камину и поиграла драгоценностью, о которой говорила, бросая на нее жадные взгляды.

– Дорогая, – сказала Маргарита, садясь к пианино, – когда я взвешиваю на одной чашке весов то, что он мне дает, а на другой – то, что он мне говорит, мне кажется, что я очень дешево считаю ему его визиты.

– Бедный малый влюблен в вас.

– Если бы я захотела выслушивать всех, кто в меня влюблен, у меня не хватало бы времени на обед.

И пальцы ее забегали по клавишам; но тут же она обернулась к нам и сказала:

– Не хотите ли закусить? Мне очень хочется пуншу.

– А я с удовольствием съем кусочек цыпленка, – сказала Прюданс. – Не поужинать ли нам?

– Отличная идея, пойдемте ужинать, – сказал Гастон.

– Нет, мы поужинаем здесь.

Она позвонила. Явилась Нанина.

– Пошли за ужином.

– Что взять?

– Что хочешь, но поскорей, поскорей.

Нанина ушла.

– Ах, как хорошо, – сказала Маргарита, подпрыгивая, как ребенок, – мы поужинаем. Господи, какой несносный этот граф.

Чем дольше я видел эту женщину, тем больше она меня восхищала. Она была дивно хороша. Даже ее худоба была прелестна.

Я не переставал ею любоваться.