Дан приказ...
Шрифт:
– За что вас судили?
– спросил Ворожейкин. [144]
– За столкновение с вышестоящим товарищем, - ответил летчик.
– Непонятно, поясните.
– В общем, неприятная история, товарищ маршал авиации.
– Дело было так, - начал рассказывать летчик.
– Осенью прошлого года при форсировании Днепра наша эскадрилья попала в очень тяжелое положение: сначала нас накрыл мощный зенитный огонь, затем атаковали истребители. Мы потеряли хороших боевых товарищей, с которыми начинали войну, и сильно переживали эту потерю. А вечером за ужином с горя я выпил лишнего. В это время, как на грех, в столовую вошел заместитель
– А много их у вас было?
– спросил маршал.
– Много, - ответил за летчика генерал Каманин и начал перечислять: - Ордена Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны первой степени и медаль «За отвагу».
– И много вы летали в этом году?
– вновь спросил Григорий Алексеевич.
– Все время летал. Мне дали возможность искупить вину в своей части, на глазах у товарищей.
– Хорошо, товарищ Николаев, - сказал Ворожейкин, - пойдите покурите и успокойтесь, а мы тем временем поговорим с вашими начальниками.
Летчик вышел. Григорий Алексеевич встал из-за стола, прошелся по комнате.
– Как считаете, Николай Петрович, этот летчик уже искупил свою вину? Или вы его до самого конца войны решили оставлять в красноармейцах?
– спросил Ворожейкин, обращаясь к Каманину.
– Товарищ маршал! Николаев давным-давно искупил свою вину. Уже будучи красноармейцем, он награжден двумя орденами Красной Звезды, поскольку произвел очень много боевых вылетов, ходил на самые ответственные задания. [145]
– Так в чем же дело?
– В голосе Ворожейкина послышалось недовольство.
– Почему не ставите вопрос о реабилитации? Почему не восстанавливаете его в звании и должности? Он этого вполне заслуживает. Я сам видел, как он воюет. Это настоящий боевой летчик, многие у него поучиться могут. Пользуясь предоставленными мне правительством и Верховным Главнокомандующим правами, присваиваю летчику Николаеву воинское звание «майор» и назначаю его командиром первой эскадрильи штурмового авиационного полка, в котором он служит. Одновременно награждаю его орденом Красного Знамени и вхожу в ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о возвращении майору Николаеву всех боевых наград, которыми он был ранее награжден.
– И - капитану Павленко: - Мои служебные бланки с вами?
– Так точно, - ответил Петр и положил чистый бланк на стол перед маршалом.
Ворожейкин стал писать ходатайство в Москву, Закончив, приказал вызвать Николаева, офицеров штаба корпуса в кабинет Каманина. Когда генералы и офицеры вошли, маршал авиации подозвал к себе Николаева и спокойно, твердо сказал:
– Товарищ майор! С этой минуты вы назначаетесь командиром первой эскадрильи вашего полка. Бейте без пощады гитлеровских захватчиков!
– Товарищ маршал! Ваше доверие оправдаю!
А когда представитель Ставки от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил Николаеву орден Красного Знамени и по-отцовски обнял его, пожал ему руку, летчик дрогнувшим голосом произнес:
– Служу Советскому Союзу!
Долгое время майор Николаев стоял молча. Крупные слезы, как горох, падали из его черных глаз, прямо на воротник
В кабинете было тихо и торжественно. Боевые друзья радовались за сослуживца. Ворожейкин подозвал порученца и приказал немедленно отправить в Москву ходатайстве о возвращении майору Николаеву всех боевых наград.
– Надеюсь и уверен, все, что заслужили раньше, товарищ майор, будет вручено вам генералом Каманиным, [146] - сказал маршал.
– Еще раз желаю действовать так, как двадцать шестого октября в районе Уйфехерто. Я видел вашу работу и очень доволен ею.
В столовой, где обедали офицеры, капитан Павленко подсел к майору Николаеву и от души поздравил с такими большими событиями в его жизни. Офицеры разговорились. Николаев рассказал обо всем. Год назад совершил ошибку, был судим, и генерал Каманин под свою личную ответственность доверил ему штурмовик Ил-2, потом трижды ходатайствовал о реабилитации, но документы возвращали назад. Бывший заместитель командира, с которым у Николаева произошло столкновение, служит в вышестоящем штабе. Он-то и не давал хода делу.
– А вот сегодня маршал авиации Ворожейкин прямо-таки воскресил меня, - волнуясь, сказал Николаев.
– Век не забуду. А доверие его оправдаю. Можете быть уверены.
– Да, Валентин, - Петр позволил себе назвать так майора.
– Доверие - великая сила. Может быть, я говорю банальные вещи, но говорю то, что чувствовал, видел и пережил сам. Хоть и лет мне не очень много, но воюю вторую войну. И у меня были всякие начальники. Одни доверяли полностью, другие с оглядкой, а третьи просто не доверяли. В самом начале этой войны был моим начальником майор Гужов. Он не только мне, но и никому не доверял серьезной работы, боялся, как он говорил, чтобы его «под монастырь не подвели». Силился все делать сам, работал за себя и за весь отдел. У нас, конечно, руки опускались. Естественно, и дела шли плохо. В конце концов Гужова понизили в должности.
– Похожих случаев я знаю немало, - кивнул Николаев.
– И у нас в корпусе есть подобные. Но генерал Каманин спуску таким начальникам не дает.
– А вообще-то мне на хороших начальников везло, - продолжал Петр.
Он заговорил о полковнике С. Д. Абалакине - начальнике разведывательного отдела штаба 5-й воздушной армии. Тот всегда доверял и поручал своим подчиненным любую работу, любое дело. И они не подводили его.
– У Степана Дмитриевича замечательная черта, - сказал Петр.
– Он верит в людей и поддерживает их, не боясь попасть впросак. А такой случай был однажды. [147]
– Это какой же, если не секрет?
– не удержался от вопроса Николаев.
– Если есть время - слушайте.
И Петр повел свой рассказ.
В конце лета сорок третьего года войска Степного и Воронежского фронтов закончили Белгородско-Харьковскую операцию, и наступило короткое затишье. Началась подготовка к форсированию Днепра. В середине сентября командующий войсками фронта генерал армии Конев в Кобеляках, недалеко от Полтавы, в здании местной школы собрал совещание, на которое пригласил генералов и офицеров из числа командных и штабных работников объединений и соединений родов войск, своего фронта. От пятой воздушной армии на совещание прибыли командующий генерал-полковник авиации Горюнов, начальник оперативного отдела Гречко, начальник разведывательного отдела Абалакин и его помощник.