Дань псам
Шрифт:
— Похоже, так.
— Нелегкое будет дельце.
«Да, похоже, дельце будет нелегкое».
— Думаешь, Каллор и Умирающий Бог мило побеседуют? Обсудят погоду, припомнят старые времена тираний, когда все давалось весело и просто. Когда кровь была краснее и на вкус вкуснее. Что думаешь?
Нимандер не ответил. Он думал о лицах в толпе, черных пятнах губ и провалах глаз. Все в тряпье, в мерзкой грязи; попадаются и дети, словно келику плевать на возраст и умение выживать в мире. Они пьют и жаждут еще, и настоящее не
В таком состоянии их легче будет убивать? Вряд ли. — Не хочу этого делать.
— Да, — согласился Скиньтик. — Но как насчет Скола?
— Не знаю.
— Келик хуже чумы, потому что жертвы сами его призывают и не обращают внимания на свои страдания. Отсюда вопрос: имеем ли мы право положить этому конец, истребив их всех?
— Может, и нет, — согласился Нимандер.
— Но есть и другое оправдание. Жалость.
Нимандер метнул взгляд на кузена: — Мы перережем их ради их же блага? Ради Бездны, Скинь…
— Не их, нет. Я думал о Умирающем Боге.
«Ах так. Да, я могу согласиться, что так лучше, что это гораздо разумнее. Если забрать Умирающего, не придется убивать сотни поклонников». — Спасибо, Скинь.
— За что?
— Мы прокрадемся мимо них.
— Неся Скола?
— Да.
— Нелегкое дело. Скорее всего невозможное. Если город стал храмом и сила Умирающего наделила жрецов особыми дарами, они учуют нас, несмотря на все наши старания.
— Мы дети Тьмы. Увидим, значит ли это хоть что-то.
Десра отняла руку ото лба Скола. — Я ошибалась. Ему хуже. — Она выпрямилась и поглядела на Аранату. — Как они там?
Ленивое моргание… — Возвращаются. Невредимы.
Что-то не так с Аранатой. Она слишком спокойна, слишком … пуста. Десра всегда почитала сестричку пресной — хотя та владела мечом с потрясающей элегантностью, была такой же холодной убийцей, как все они — если требуется. Однако Араната наделена даром заразительного равнодушия, иногда снисходящего на нее в разгар хаоса и бедствий. Как будто жестокое побоище лишает ее чувствительности.
На взгляд Десры, это делает ее ненадежной.
Он еще немного поглядела на Аранату, из взоры скрестились — Десра ответила ухмылкой на улыбку сестры и отвернулась к Ненанде: — Нашел в пивной что выпить и поесть?
Воин стоял у входа, держась рукой за дверь. Услышав вопрос, оглянулся. — Полно. У них словно только что был привоз. Все как с нами на дороге.
— Значит, кто-то еще выращивает правильную пищу, — сказала Кедевисс. — Или заказывает ее подвоз из других городов.
— Они немало потрудились ради нас, — заметил Ненанда. — И это беспокоит.
— Скол умирает, Араната, — сказала Десра.
— Да.
— Они возвращаются! — завопил Ненанда.
— Нимандер знает, что делать, — заявила Десра.
— Да, —
Она кружила в небесах, и даже ее сверхъестественно острое зрение с трудом проницало вечную темноту внизу. Куральд Галайн — совершенно чуждый садок, даже в здешнем рассеянном и ослабленном состоянии. Пройдя прямо над громоздкой фигурой Силанны, Карга каркнула ироническое приветствие. Разумеется, от алой драконицы не последовало явного ответа, но Карса знала: она заметила ее кружения. Позволив себе послать вспышку воображаемых образов — сомкнувшиеся челюсти, хруст костей, вихрь перьев, поток вкусных жидкостей… Карга каркнула громче и была вознаграждена колыханием длинного змеиного хвоста.
Скользнув в восходящий над краем утеса ветер, Ворон направилась к узкому балкону крепости.
Он стоял один. Она уже привыкла к этому. Сын Тьмы замкнулся в себе, словно ониксовый цветок, а полуночный колокол звенит — удар за ударом, до последнего, двенадцатого — за ним последует лишь эхо, пока не затихнет и оно, оставив безмолвие. Она изогнула крылья, замедляя полет, и стена крепости прыгнула навстречу. Бешено замахав крыльями, она уселась на каменную стену, вцепившись когтями в гранит.
— Меняется ли вид отсюда? — спросила Карга.
Аномандер Рейк опустил взор, рассматривая гостью.
Карга раскрыла клюв, молча смеясь. Минуло несколько ударов сердца… — Тисте Анди — народ, не склонный к выражению внезапного веселья, не так ли? Танцы в темноте? Дикий, беззаботный прыжок в грядущее? Думаете, наш побег из гниющей плоти не стал торжеством радости? Удовольствия рождения, восторга обретения жизни? Ох, у меня кончились вопросы. Воистину нынче грустное время.
— Понимает ли Барук, Карга?
— Более или менее. Увидим.
— Что-то происходит на юге.
Она согласно замотала шеей. — Что-то, о да, что-то. Впала ли жрица в безумную оргию? Нырнула ли за ответами на все вопросы? Или отложила потребность в ответах на потом, на время большей удачи? Но … реальность вернулась. Проклятие реальности! Чтоб она упала в Бездну! Пора нырять снова!
— Путешествие испортило тебе настроение, Карга.
— Не в моей натуре грустить. На деле я презираю грусть. Сражаюсь с ней! У меня от грусти сфинктер взрывается! А вы огорчаете меня, старую спутницу, любимую служанку!
— Я не хотел. Вижу, ты страшишься худшего. Скажи, что видели твои сородичи?
— О, они рассеялись, парят тут и там, всегда высоко над ухищрениями земных ползунов. Мы видим, как они ползут туда, потом обратно. Мы следим, мы смеемся, мы поем их сказания братьям и сестрам.
— И?
Карга склонила голову, одним глазом уставившись на мятежное море. — Ваша тьма, Хозяин, породила свирепые бури.
— Да, породила.
— Я полечу выше клубящихся туч, в холодном и чистом воздухе.