Дань псам
Шрифт:
Они вышли на вершину холма, одного из холмов длинной гряды. Каждый был так похож на все остальные, что могло показаться — это курганы. Хотя зачем нужны курганы в стране мертвых, Грантл не мог вообразить.
Простиравшуюся внизу речную долину заполнили десятки тысяч марширующих серых фигур. Рваные стяги свисали с шестов, словно ветер не мог потревожить их. Тускло блестело оружие.
— Боги подлые, — вздохнул Мастер Квел. — Он собирает целое полчище.
— Похоже, — согласился Грантл, чувствовавший себя идиотом с двумя саблями в руках. И вложил клинки в болтавшиеся у пояса
— Что-то не хочется.
— Правильно. Все увидели? Можно уходить, Мастер Квел?
— Смотри, приближается всадник.
Конь был столь же очевидно мертвым, как и его всадник, тощим и дряхлым. Грива его вылезла клочьями. На коне, как и на седоке, были доспехи. Рваные клочья дубленой кожи плескались по ветру, пока они взбирались по склону. За спиной всадника дырявыми крыльями вился плащ. Когда он оказался близко, изо рта Грантла вырвалось ругательство. — Он в маске! Это чертов сегуле! — Он потянулся к саблям…
— Божье дыхание, Грантл! Не надо!
Опустить руки удалось с трудом. Кровь Грантла кипела в жилах — внутренний зверь желал проснуться, поднять шерсть и оскалить клыки. Зверь желал бросить вызов этой… вещи. Он дрожал, но не сделал и шага, когда всадник оказался на гребне, в дюжине шагов от них, натянул поводья, разворачивая коня.
— Ого, здесь живые! — заревел сегуле, задирая голову набок и дико хохоча. Затем он склонился в седле и покачал головой. Грязные волосы качались, словно веревки. — Ну, — произнес он насмешливо, — не вполне живые. Хотя достаточно. Скажите, смертные, вам нравится моя армия? Мне — да. Знаете ли вы, с чем должен вести битву командир, вести яростнее, чем с врагом по ту сторону поля, яростнее чем с кризисом воли и доверия к себе, с неудачной погодой, недостатками снабжения, заразой и всем прочим? Знаете ли, друзья, с чем командиру суждено вести вечную войну? Я скажу. Истинный враг — страх. Страх, осаждающий каждого солдата, даже животных, на которых они скачут. — Подняв закрытую перчаткой руку, он махнул в сторону долины: — Но не такова эта армия. О нет! Страх принадлежит живым.
— Так и у Т’лан Имассов, — заметил Грантл.
Во тьме за прорезями маски вроде бы что-то блеснуло. Сегуле сосредоточил внимание на Грантле. — Котенок Трейка. Не желаешь ли скрестить со мной клинки? — Тихий смех. — Да, так и у Т’лан Имассов. Можно ли удивляться, что Джагуты дрогнули?
Мастер Квел откашлялся. — Сир, — начал он, — зачем Худу такая армия? Вы поведете войну с живыми?
— Если бы, — пробурчал сегуле. — Вам здесь не место — и если еще раз притащите сюда эту адскую телегу, я лично вас встречу. Тогда шипящий котенок Трейка сможет выполнить безрассудное желание. Ха! — Он склонился в седле. Приближались еще всадники. — Поглядите, мои овчарки. Я воистину «благоразумен». Изрубил ли я на куски двоих нарушителей? Нет. Проявил сдержанность. — Тут он поглядел на Квела и Грантла: — Подтвердите?
— Если не учитывать, что вы дразнили Грантла, — сказал Квел, — я подтверждаю.
— Это была шутка! — крикнул сегуле.
— Это была угроза, — поправил Квел. Грантл был впечатлен внезапной смелостью этого человека.
Сегуле склонил голову набок, словно заново оценивая
Три всадника поднялись на холм и остановились по сторонам сегуле, который выглядел сейчас как побитый задира.
Грантл широко раскрыл глаза и невольно сделал шаг вперед. — Тук Анастер?
Улыбка одноглазого солдата была сухой: — Привет, старый друг. Извини. Для этого может найтись время, но не сейчас.
Грантл отступил, пораженный тоном Тука Анастера — холодным, почти злым. — Я… я не знал…
— Смерть моя была непростой. Воспоминания еще тревожат. Грантл, доставь своему богу весть: уже скоро.
Грантл скривился: — Слишком загадочно. Если хочешь сделать меня гонцом, придумай что получше.
Устрашающий своей безжизненностью глаз Тука смотрел в другую сторону.
— Он не может, — сказал второй всадник. В лице за пластинами шлема было что — то знакомое. — Помню тебя с Капустана. Грантл, избранный слуга Трейка. Твой бог смущен, но ему придется выбирать. И скоро.
Грантл пожал плечами: — Нет смысла передавать мне. Мы с Трейком вряд ли накоротке. Я никогда ничего не просил, даже не желал ниче…
— Ха! — гаркнул сегуле, оборачивая лицо к второму всаднику. — Слышал, Искар Джарак? Дай-ка я его убью!
«Искар Джарак? Помнится, у него было иное имя — одна из странных кличек, принятых в малазанской армии. Как там?»
— Побереги себя для Шкуродера, — спокойно ответил Искар Джарак.
— Шкуродер! — заревел сегуле, бешено разворачивая коня. — Где же он? Я забыл! Худ, ублюдок — ты заставил меня забыть! Где он?! — Он посмотрел на троих всадников: — Тук знает? Или Брукхалиан? Хоть кто-то скажет мне, где он прячется?
— Кто знает? — ответил Искар Джарак. — Но кое-что очевидно.
— Что? — вопросил сегуле.
— Шкуродера нет на этом холме.
Сегуле вогнал шпоры в бесчувственные бока скакуна. Животное все же двинулось, подобно лавине понесшись по склону.
Брукхалиан тихо засмеялся; Грантл заметил, что улыбается даже Тук — хотя тот по-прежнему не хотел встречаться с ним взглядом. Его смерть должна была быть воистину ужасной. Похоже, мир умеет давать нам лишь один ответ, лишая жизни, и преподаваемые им уроки не способны утешить душу. Такая мысль заставила его приуныть.
Ощущать себя запачканным — всеобщее проклятие; однако это проклятие становится невыносимым, если нас не ожидает очищение — пусть не в миг смерти, но после. Грантл смотрел на двигающиеся трупы и не видел никаких признаков искупления, очищения — только горе, стыд, сожаления и печаль, гнилостным облаком клубившиеся над мрачными фигурами.
— Если гибель перенесет меня к вам, — сказал он, — то лучше бы оказаться в ином месте.
Тот, кого назвали Искаром Джараком, устало оперся на длинный рог луки семиградского седла. — Я сочувствую. Честно. Скажи, ты считаешь, что все мы заслужили покой?
— Неужели нет?
— Ты потерял всех последователей.
— Потерял. — Грантл видел, что Тук Анастер наблюдает за ним, и взор его остер, словно грань кинжала.
— Они не здесь.
Грантл нахмурился: — А должны были быть, да?