Даниил Галицкий

Хижняк Антон Федорович

Мирослав подвинулся ближе к столу, скрипнула скамья. Митуса замолчал, прислушался и, мотнув головой, продолжал:

— И людей в лесу много, смердов несчастных и ковачей разных из города Галича. Шел я сюда с Днестра, встречал в лесу множество людей наших — убежали они в леса от поганых баронов венгерских, от Бенедикта лютого. Свои пожитки люди в лесу прячут. Да хотя и в лесу сидят, а друг с другом разговаривают. Спрашивают, когда уже князь Даниил соберет свое войско и прогонит проклятых чужеземцев лихих. «И мы, говорят, в войско пойдем, только сообща нужно выступать». Ждут братьев своих с Волыни. А ты прислушайся, князь, к голосу народному. Народ обо всем может поведать. Говорили мне люди в лесу, чтобы

я спел им песню о богатырях наших и о ратаях, которые землю бросали да за мечи брались, и о Ярославе-князе Осмомысле, и о Романе буй Мстиславиче, отце твоем. Много я песен знаю. Пел им эти песни, и о Людомире пел.

— А чего ради о Людомире? — ощетинился Филипп. — Он не князь и не боярин.

Митуса поднял голову, притих и медленно спросил:

— Чей голос я услышал?

— Это боярин Филипп, — наклонился к нему Дмитрий.

Ничего не ответил Митуса, только видно было, как задрожали его губы. Подумав немного, он повернул голову туда, откуда услышал голос Филиппа, и сказал:

— Не князь и не боярин? Так разве уже и не человек?.. Он, Людомир, богатырь духом и телом храбрый, не побороли его вороги. Я слышал, как его мучили, люди сказывали мне, те, которые видели… Не сломили Людомира, а как бесновался латынщик, резал его… Лезут они к нам, как саранча гадкая. А Людомир против них…

Филипп порывался несколько раз встать и подбежать к Митусе, но его сдерживал Даниил, подавая суровый знак рукой.

Митуса прислушался. Никто ничего не говорит, и Филипп молчит. Выждав какое-то мгновение, Митуса сказал:

— Людомир — храбрый русский воин, и мы преклоняемся перед ним. — И добавил: — Хочу уже новые песни петь, о новых боях с ворогами проклятыми. А лес шумит печально, ничего не рассказывает. Слезы людские в том голосе слышатся…

Склонился Митуса, закрыл белой бородой гусли, замолчал. Даниил подсел к нему ближе.

— Расскажи, вещий певец, о наших днях новую песню свою спой.

Митуса словно помолодел, невидящими глазами впился в Даниила, за гусли взялся, коснулся пальцами струн — они нежно откликнулись.

— О князе Удалом Мстиславе песню я сложил, только длинная она, о его походах.

И пальцы Митусы забегали по струнам:

Начнем, братья, Мы песню петь Про князя Мстислава Из Мономахова рода! А как дед его, прадед Мономах Володимир, Русскую землю От половцев защищал. Так и смелый витязь Мстислав, сын Мстислава, Воинов смелых, Воинов русских водит на битвы, За землю Русскую воюет. Из Великого Новогорода О нем слава Летит по всей Русской земле…

Пел Митуса о храбрых русских воинах, как в походы они с Мстиславом ходили, как удавалось им в этих походах побеждать, как Мстислав на Чудь ходил и до самого моря студеного дошел.

Даниил застыл на месте, правая рука впилась в рукоятку меча, а левой оперся о стол и замер. А песня лилась бесконечно. Пел Митуса о богатстве Русской земли, о русичах храбрых и подругах их верных, женщинах прекрасных, о том, как из походов ждут они своих мужей и сыновей. По-юношески звенел голос Митусы, женщин воспевая. Звенели и гусли, вплетаясь в слова певца о красавице новгородской Анне, дочери Мстислава:

Ой, высока она и стройна, Как

сосенка высокая в роще! В очи ясные глянешь — Словно в озере тонешь глубоком. А такие у ней щеки нежные, Словно в небе заря на восходе. Слово молвит к кому — и покажется, Будто гусли поют Нежным голосом…

И не заметили, когда певец умолк. Очарованный Даниил подбежал к Митусе:

— А ты видел, Митуса, Мстислава Удалого?

— Забыл ты, княже, что очи мои ничего не видят! Был я в Новгороде Великом и возле Мстислава был близко, к нему во двор заходил. Он меня и в терем к себе приглашал. Говорил я с ним, а потом еще проводник мой много рассказывал и о нем, и о дочери его. А я все это запомнил и песню сложил о храбром Мстиславе. Много о нем поведали мне новгородцы, и все больше люд простой, — по душе людям Мстиславова отвага. На Торге в Новгороде сидел и слушал, по улицам ходил, к ковачам в кузницы заглядывал, где оружие куют, и к дружинникам наведывался. Всюду хорошим словом Мстислава почитают. Честный человек он. Слово дал — никогда не нарушит.

Даниил поблагодарил певца, велел, чтобы накормили его и на княжеском дворе оставили отдохнуть.

— Благодарствую за ласку, во дворе я у тебя поживу, только не долго… Ничего не надобно мне, в дорогу снова пойду.

Митуса встал, осторожно прижал к себе гусли и направился к двери, поддерживаемый Дмитрием.

Даниил задумался. Дошло ли до разумения бояр, понятно ли им, зачем он Митусу позвал?

Только вышел Митуса, как поднялся взволнованный Мирослав:

— Кланяюсь Даниилу за разум его. Сумел он мысли людские уловить, словно стебельки в один веник связал. Тако и мы думали — помощи надо просить у братьев наших. Вижу теперь — в Новгород следует податься.

— В Новгород? Далеко! Пока придут, нас переловит тут всех Бенедикт, — тянул свое Филипп.

Даниил вспылил:

— Замолчи, Филипп!

Филипп не унимался:

— «Замолчи»!.. Могу и молчать… Но ты ведь совета спрашиваешь, я и говорю то, что думаю.

— Думаешь? — рассердился Даниил.

— О Галиче думаю…

Наступило неловкое молчание. Даниила вывел из равновесия Филипп своими назойливыми советами. Даниил дрожал от ярости: этот противный боярин нагло лезет в советчики! «А может, он и верно говорит? — мелькнула в голове Даниила мысль. Но он сразу же отогнал ее. — Хорошо, что Мирослав начал говорить, пусть говорит», — начал успокаиваться Даниил.

— Мыслю так, — осторожно продолжал Мирослав, — должны мы посмотреть, где будет лучше, а не бахвалиться, как Филипп.

«Подбодрил, как всегда, молодец Мирослав», — подумал Даниил и с благодарностью посмотрел на своего воспитателя.

— Это и есть тот теплый дождь, — окинул всех взором Даниил, — тот дождь, о котором Мирослав говорил. Из Новгорода он нашу рожь и нашу жизнь окропит. Вот туда идти нам за помощью, к Мстиславу Удалому, его сюда просить с дружиной храброй новгородской.

Василий кашлянул, подергал свою реденькую бородку, поднялся со скамьи.

— Верно молвит князь Даниил, нам к своим тянуться надо, как к братенникам родным. Горя много на Русской земле. Раздоры княжеские люд поделили. — Он косо посмотрел на Даниила: не рассердился ли тот за такие слова? — А нам бы сообща против врагов злых. И в «Слове о полку Игоревом» вельми мудро о силе русской сказано… Да помним мы, — снова посмотрел он на Даниила, — что и отец твой Роман княжил в Новгороде. Давно то было, да не забылось… Это тоже понадобится, дружба-то такая… В Новгород посла нашего послать и до самой земли им пек, клониться — пусть воинов к нам посылают, а мы их отблагодарим.