Даниил Кайгородов
Шрифт:
— Погуляем же мы, братцы, по тайге! — восторженно произнес более пылкий по натуре Оська.
— Немного погуляешь. Того и гляди снег скоро выпадет, — охладил его Артемка, — зимовать как бы в тайге не пришлось, — высказал он свое опасение.
— Ну и что за беда, — вмешался в разговор Варфоломейко, — будем шурфы забивать.
— Это зимой-то? — удивился Оська.
— А какое тут диво? — продолжал Варфоломейко. — Ежели промерзнет земля, раскладывай огонь, оттаяла, принимайся за кирку и лопату, пока не доберемся до руды, вся и хитрость тут. Вот жалко, с харчами туговато, — вздохнул он. — Автомон-то
— Как бы тебя самого медведь не попробовал, — отозвался Оська.
— Ничего, возьмем на рогатину, — тряхнул головой Варфоломейко.
— Пошли к Автомону! — скомандовал Артемка.
Навьючив провиант и снаряжение на одну из лошадей, они подошли к дому надзирателя. Даниил сидел в кругу семьи Автомона. Разговор шел о предстоящей поездке.
— На случай больших заносов, — говорил Автомон молодому штейгеру, — далеко в тайгу без проводника не забирайся. Упаси бог, заблудишься, и твоя заморская штука не поможет, — заметил он про компас, купленный Кайгородовым в Германии. — Побывай возле Симского завода. Руда там, говорят, богатая. Если погода наладится, повернешь на Катавский, да насчет меди разузнай. К рождеству возвращайся обратно. Ну, в добрый час, — сказал он, увидав в окно спутников Кайгородова.
Пока родители Фроси укладывали продукты в дорожный мешок, Даниил, уловив минутку, шепнул девушке:
— Буду ждать тебя на развилке за Рудничным.
— Ладно, приду, — чуть слышно ответила Фрося.
— Вот и мы явились, — произнес с порога Артемка.
Простившись с семьей Усольцевых, Кайгородов спустился с крыльца и вскочил на лошадь. Небольшая группа всадников повернула в переулок и направилась по дороге к таежному селу Меседе. Выехав за околицу, там, где расходятся дороги, Даниил сказал Артемке:
— Езжайте, я скоро вас догоню.
Парень молча ухмыльнулся и потянул своего коня за повод. Варфоломейко с Оськой понимающе переглянулись и зашагали вперед.
Даниил остановил коня и, привязав его к дереву, окинул взором горы.
Если бы не хозяйская воля, никогда бы он не уехал из Рудничного. Как хорошо было коротать вдвоем с Фросей осенние вечера. Холодный ветер шумит за окном, а в ее светелке все дышит уютом.
Склонившись над шитьем, девушка вышивает какие-то причудливые цветы. За тонкой перегородкой мирно похрапывают старики, печка пышет жаром, пахнет сушеными травами, Даниил рассказывает Фросе о чужедальних странах. Девушка задумывается и мечтательно смотрит на огонь. Вот она опустила голову над шитьем, и снова мелькает игла в ее проворных руках.
Ветер усиливается. Воет в трубе и точно хочет ворваться в дом. Темная ночь. Но как светло и радостно на душе у обоих. Порой соприкасаются их руки, и они подолгу не могут отнять их друг от друга. Всю бы ночь до утра без слов смотрел в ее лучистые глаза.
…Из густой ели выпорхнула какая-то птичка. Уселась на ветку соседнего дерева, почистила крылышки и, вспорхнув, исчезла. Чувство тревоги охватило юношу.
«Не случилось ли что с Фросей? Почему ее нет?» Минуты ожидания, казалось, тянулись мучительно долго. Наконец на дороге показалась торопливо идущая девушка, его лицо просветлело.
—
Молодые люди прошли через заросли густого пихтача и оказались на небольшой поляне, окруженной лесом.
— Я матери сказала, что иду к тебе, — помолчав, девушка добавила в смущении: — Я не таюсь от нее.
— А отец?
— Он не знает.
— А узнает — не обрадуется. Я ведь крепостной, — с оттенком горечи произнес он, — подневольный человек, такой же, как Артемка и Оська.
Это так ошеломило Фросю, что она не нашлась что ответить. Как-то не верилось, что ее Даниил — крепостной, что может стоять наравне с рудничными парнями.
Ее пальцы торопливо затеребили бахрому платка.
Вдруг пальцы Фроси остановили свой стремительный бег, и она подняла голову. В ее глазах было столько любви и преданности, что Даниил без единого слова обнял девушку. Их губы слились в поцелуе.
Первой пришла в себя Фрося. Отвернувшись, она расстегнула кофточку и сняла с шеи осьмиугольный кипарисовый крестик, одела его на шею Даниила.
— Да хранит тебя бог, — произнесла она дрогнувшим голосом.
ГЛАВА 25
Отряды Пугачева проникли на заводы и рудники Южного Урала. Один из ближайших сподвижников Пугачева, атаман Кузнецов с небольшим отрядом казаков подошел к Сатке. К нему примкнули работные люди и приписные к заводам крестьяне. Завладев Саткой, Кузнецов двинулся на Златоуст и там утвердил власть Пугачева. Исетской провинции, центром которой был Челябинск, стала угрожать опасность нападения пугачевцев. Перепуганный воевода — статский советник Веревкин — писал генералу де-Колонгу о событиях в Сатке и Златоусте:
«…К неописанному в сей вверенной мне провинции несчастию и великому бедствию, явился ко мне Саткинского и Златоустовского тульского купца Лугинина железоделательных заводов приказчик Моисеев, который объявил, что крестьяне тех заводов числом более четырех тысяч человек взбунтовались и самовольно предались известному государственному бунтовщику и самозванцу казаку Пугачеву».
Встревоженный событиями в горах, воевода заперся в Челябинской крепости, со страхом ожидая прихода Пугачева.
Между тем один из передовых отрядов атамана Кузнецова, двигаясь на Белорецк, наткнулся в тайге на небольшую группу людей. Были они оборваны, худы и от усталости еле держались на ногах.
— Куда путь держите? — останавливая коня, спросил ехавший впереди отряда казак.
— В Рудничное, — ответил один из них, пряча озябшие руки в рваный полушубок.
— Кто такие?
— Рудознатцы.
Казак подозрительно оглядел всю группу и остановил свой взгляд на говорившем.
— Не знаем, как и доберемся до дома, — продолжал тот. — Ушли в тайгу с осени, попали нам залежи медной и железной руды немалые, а тут, как на грех, зима застала, провиант весь вышел.