Данные достоверны
Шрифт:
Но еще и другое увидел я на лице Николая Кузьменко в эту минуту — счастье.
Огромное счастье человека, ощутившего, что его ценят, в него верят, на него рассчитывают.
Возможно, Кузьменко очень долго был лишен такого доверия...
— Скоро сходим с тобой на одно задание, — сказал я, — Готовься.
— Да я хоть сейчас, товарищ капитан!
[42]
В те дни на заставы центральной базы вернулись из далеких вылазок группы партизан Седельникова,
Эти группы действовали в районах Пинска и Ровно, уничтожали там вражеские эшелоны, взрывали железные дороги и мосты.
Григорий Матвеевич посоветовал мне использовать возможности подрывников-маршрутников: они уходят на задания далеко от баз, проходят порой по нескольку сотен километров, встречаются с местными жителями, наблюдают обстановку в различных районах и, как правило, осведомлены о происходящем в тылу врага лучше, чем другие.
Памятуя о данном совете, я побеседовал с каждым командиром группы в отдельности.
Увы, сообщенные сведения были отрывочными. Воссоздать по ним четкую картину происходящего в тылу врага не представлялось возможным.
Происходило это по вполне ясной причине: до сих пор разведывательных задач отряду Линькова не ставили. Поэтому подрывники-маршрутники, озабоченные тем, как лучше выполнить задания по взрыву эшелонов, почти не интересовались численностью немецких гарнизонов в городах и селах, не наблюдали за интенсивностью движения железнодорожных составов противника, за характером и направлением фашистских перевозок.
Стараясь остаться «незримыми», маршрутники не входили в тесный контакт с населением оккупированных районов, сознательно избегали показываться в пунктах, расположенных поблизости от железных дорог.
Тем самым они оберегали жителей этих населенных пунктов от репрессий фашистских властей, а самих себя — от глаз возможных предателей.
Знание противника у диверсантов-маршрутников ограничивалось весьма поверхностными наблюдениями и теми впечатлениями, какие они сами вынесли из этих наблюдений.
Яковлев — тот вообще недоумевал, кому это нужно — знать, куда и что везет противник? Главное — взорвать пути, паровоз, пустить эшелон врага к чертовой матери под откос, и точка!
Если противник не довез груз, так ли важно выяснять, какой именно и куда?
Только одно привлекало командира группы — тол, мины, детонаторы.
[43]
Седельников, Лагун и Сазонов отнеслись к моим расспросам иначе.
Правда, и они не могли сообщить ничего важного, ценного. Но все трое старались рассказывать о том, что видели и слышали, обстоятельно, старались вспомнить подробности тех или иных встреч с противником, рассказы местных жителей.
Лагуна
Сазонов, казалось, задумался над тем, как быть в дальнейшем.
А Седельников, признав, что изучение противника вел походя, пообещал впредь относиться к сбору информации серьезней.
Я обратил внимание на правильную, литературную речь Седельникова.
— Вы откуда родом, товарищ сержант?
— Сибиряк. Из Красноярска.
— До войны чем занимались?
— Работал в газете.
— Журналист?
— Это громко сказано. Я только начинал писать. Мой год призвали.
— Где служили?
Седельников назвал свою часть, указал, где она дислоцировалась перед войной, поведал, как его полк принял неравный бой, был разбит, попал в окружение.
Рассказывал Седельников о себе вроде бы и подробно, как раз то, что я хотел узнать, ничего, похоже, не скрывал, но я чувствовал, что держится он настороженно, что душевного контакта между нами не возникает.
Меня это раздосадовало. Хотелось, чтобы наши отношения сложились иначе. Седельников был образованным человеком, прошел хорошую выучку в кадровой армии, давно партизанил, прекрасно знал район действий отряда Линькова, обладал сноровкой подрывника. Хорошие данные для разведчика нашего отряда. Но откуда этот холодок в беседе, откуда эта замкнутость?
Я спросил о Седельникове у Григория Матвеевича.
— Подрывник опытный. Я его назначил командиром группы, — ответил Линьков. — Но, как говорится, — себе на уме.
[44]
Мне показалось, что в голосе Линькова проскользнула нотка неудовольствия.
Странно!
Поделился своими мыслями с Федором Никитичем Якушевым.
— Седельников пришел в отряд в мае, из Налибокской пущи, — припомнил Якушев. — С ним еще двое были. Капитан Максимовский и воентехник третьего ранга Демидов... Принимал их Антон Петрович Бринский: Григория Матвеевича не было, уходил куда-то. А вернулся и вскипел. Понимаете, отряд готовился к большому переходу, а у Седельникова болела нога.
— Ну и что? — спросил я.
— Батя считал, что в отряде не должно быть отстающих, — сказал Федор Никитич. — Он вызвал Седельникова, заявил об этом и пригрозил.
— Что же Седельников?
— Побледнел. Только головой этак дернул... Говорит: «Не отстану...» И верно — не отстал. Дошагал кое-как. Правда, пришлось помогать...
— И вы помогали?
— Было дело...
— Выходит, все обошлось.
Якушев вскинул глаза, опустил, усмехнулся:
— Можно считать, так...