Данные достоверны
Шрифт:
Федор Никитич Якушев казался находкой. В самом деле, человек прожил хорошую трудовую жизнь, начал слесарем по ремонту подвижного состава, а перед войной вырос в партийного руководителя.
Он знал район действий отряда, показал себя отличным бойцом и командиром.
Партизаны относились к Федору Никитичу уважитель-
[39]
но, признавали его авторитет, прислушивались к его словам, хотя держался Якушев предельно скромно: жил в общей землянке, никогда не расписывал свое прошлое, вместе со всеми становился
— Ну, что ж? — обращаясь ко мне, сказал Линьков. — Подрывникам помог Федор Никитич, пусть и разведчикам поможет. Человек зрелый. Бери!
* * *
На второй или третий день пребывания в отряде мне понадобилось побриться.
Обращаться с опасной бритвой я еще не привык и сказал об этом Линьксву.
— За чем дело стало? — отозвался Григорий Матвеевич. — Попроси Кузьменко. Он у нас тут за парикмахера. Отлично выбреет.
Николай Кузьменко, партизан лет двадцати четырех — двадцати пяти, состоял в числе бойцов, охранявших центральную базу.
Бойцы эти, воевавшие бок о бок с самого начала деятельности отряда, бок о бок зимовавшие в сорок первом, попривыкли друг к другу.
Я не слышал, чтобы кто-нибудь называл товарища по званию или фамилии, за исключением, конечно, старших командиров. Да и старших-то командиров обычно называли их партизанскими кличками, как называли, например, Батей самого Линькова.
А вот Кузьменко почему-то называли по фамилии.
Не по имени, не кличкой, а только по фамилии.
Это привлекало внимание.
Пока Кузьменко правил бритву, а потом брил меня, я разглядывал этого человека, пытался разговорить его.
Но не тут-то было.
Кузьменко отвечал односложно, пожалуй, отрывисто. Он производил впечатление человека замкнутого, несловоохотливого.
Внешность у него была, что называется, самая заурядная, незапоминающаяся, голос звучал ровно, глуховато.
Брил он прекрасно.
— Где же это ты, Коля, так научился?
Пальцы Кузьменко, вытиравшие бритву, на мгновение замерли. Возможно, бойца удивило, что я назвал его по имени. Но Кузьменко ответил, как обычно, невозмутимо:
[40]
— В армии. Ребята просили. Вот и привык.
— Ну, спасибо тебе, Коля, — сказал я.
— Пожалуйста, товарищ капитан...
Я спросил у Линькова его мнение об этом партизане.
— Солдат неплохой, — сказал Григорий Матвеевич. — Вот малограмотен только и держится бирюком. Ни с кем особо не дружит.
— Для этого есть какие-нибудь причины?
— Думаю, характер такой.
— Характер?.. А что, расположение застав он знает?
— Знает, конечно.
— Вы разрешите мне брать Кузьменко в качестве провожатого на эти дни?
— Пожалуйста, берите.
Я трижды ходил с Николаем Кузьменко, изучая местность вокруг центральной базы. Посещал заставы, знакомился с партизанами, приходившими
Расспрашивал Кузьменко об его прошлой жизни, о пребывании в отряде Линькова, о взаимоотношениях партизан.
Николай не произнес ни одного слова осуждения в чей-нибудь адрес.
Любое приказание он выполнял быстро, с охотой, держался подтянуто, собранно.
Кузьменко нравился мне день ото дня все больше и больше.
Я полагал, что, если с ним подзаняться, он окажется полезным для разведывательной работы человеком.
— Скажи, Николай, — спросил я однажды, когда мы отдыхали, сидя на стволе поваленного обомшелого дерева. — Кто из наших партизан мог бы рассказать о немецких гарнизонах в Житковичах или Микашевичах?
Кузьменко озадаченно поскреб щеку:
— Не скажу, товарищ капитан...
— А есть такие ребята в отряде?
Мой проводник окончательно смешался:
— Да я вроде не задумывался над этим, товарищ капитан. Ни к чему...
— Как же так? Разве не надо знать обстановку вокруг базы хотя бы? И ты не приметил, кто из партизан ее знает? Ведь мы сколько с тобой ходим по заставам!
Кузьменко растерянно улыбнулся:
— Ходить-то ходим... Я же слышу, о чем вы спрашиваете у ребят. Да они ж не могут вам ответить, товарищ
[41]
капитан. Выходит, не знают... Вообще, обстановку, наверное, только Батя знает.
Он глядел вопросительно.
Я не стал разочаровывать Николая Кузьменко и вместо ответа на его невысказанный вопрос предложил:
— А если я тебе поручу собирать данные о противнике? Как ты на это посмотришь?
— Мне, товарищ капитан?!
— А чем ты плох? Ведь не боишься?
— Не! Бояться я не боюсь, да как-то чудно... Не знаю я этого дела.
— Научишься.
— Если научите, тогда, конечно, я не против... А что узнавать-то надо, товарищ капитан?
— Все, что можно узнать, Николай. Прежде всего — какова численность немецких гарнизонов в крупных населенных пунктах. Где немцы держат гарнизоны, а где бывают наездами. Кто из местных жителей нам сочувствует, на кого можно положиться, а на кого нельзя.
— Понимаю, — сказал Кузьменко. — Значит, ходить, с людьми говорить... Я пойду. Только боюсь — не справлюсь я, товарищ капитан! Разговор у меня корявый...
— А по-моему, ты справишься, — серьезно сказал я, глядя в глаза Николаю Кузьменко. — Прекрасно справишься, Николай. Только помни: о том, чем мы будем заниматься, никому ни слова. А товарищи спросят о нашем деле — отвечай: ходим, мол, наблюдать за немцами в селах, и все. Понял?
— Понял, — сказал Кузьменко.
Глаза у него загорелись. Видимо, читал в свое время всякого сорта детективчики, и перед его мысленным взором промелькнули в этот миг волшебные картины невероятных приключений.