Данные достоверны

Черный Иван

Сведения оставляли желать лучшего. Дорошевич не отметил, какое количество вагонов было в том или ином составе, что перевозил тот или иной эшелон, в какое время двигались составы.

[118]

Но все же это были хоть какие-то данные! И — главное — можно было не сомневаться, вскоре Федор Дорошевич, получив наши инструкции, станет давать те сведения, какие нужно.

— Ну как, мил человек, — спросил Морозов, — так ли сделали?

— Хорошо сделали, дедушка. Спасибо. И вам, и Дорошевичу.

Дед

кивнул, но тут же поскреб в бороде:

— Тогда — просьба... Не моя, а Дорошевича, значит... Дело военное, как он понимает... И хочет, чтобы к нему кого другого не посылали, кроме меня.

— Что ж. Осторожность нужна. Он прав. Мы пока никого другого посылать и не будем. Так и передайте.

— Ладно.

— Только скажите Дорошевичу, что одного вас посылать все время тоже нельзя. Из соображений той же осторожности. Фашисты заметят, что вы зачастили, — заподозрят неладное.

— Нешто часто ездить надо?

— Вероятно, чаще, чем было до сих пор.

— Н-да... Это, мил человек, трудно.

— Я знаю. Да нужно!

Из соображений безопасности я не стал информировать Морозова, что в будущем мы намерены посылать к инженеру Дорошевичу других связных.

А старик продолжал рассуждать вслух:

— Нешто старуху когда спосылать?

— Не обременительно ей будет?

— Каждый-то день не сможет, а так когда... Да вот, спросим ее...

Жена Морозова сразу согласилась помогать мужу. Мы решили, что в Барановичи за сводками Дорошевича будут ездить старики Морозовы.

Я продолжал расспросы: о чем еще беседовал старик с Федором Дорошевичем, сколько Дорошевич получает денег, кто обычно бывает в доме?

Тут Морозова и осенило:

— Парня Дорошевича не прихлестнуть ли?

— С парнем подождем. Сейчас ему не надо, пожалуй, знать о работе отца...

Морозов глядел растерянно:

— Не надо?.. Да как же, милый человек... Ведь знает!

— Как — знает?

[119]

— Обыкновенно — как. Последний-то раз Дорошевич при сыне со мной толковал. При Николае. Я не успел тебе обсказать-то... Спрашивал парень, нельзя ли в партизаны?

— Ни в коем случае! Дорошевич должен быть вне подозрений!

— Вот и Дорошевич так рассудил... Но они там думают, может, в Барановичах еще что надо? Так помогли бы.

— Значит, вся семья...

— Не, не вся. Младшего-то сынка, Александра, они не посвятили... Пацаненок еще.

— Ну, это правильно. Мальчика пусть не привлекают. А уж если старший сын ваш разговор слышал...

Прикидывая, как научить Дорошевича давать нам исчерпывающие сведения о движении на железнодорожном узле Барановичи, мы полагали сначала послать ему развернутую форму сводки.

Но сама форма эта тоже требовала пояснений. Видимо, рано или поздно пришлось бы вызывать Дорошевича в лес для инструктажа.

Не хотелось подвергать эту семью лишней

опасности, но другого выхода вроде бы не существовало.

Рассказ Морозова о сыне Дорошевича менял дело. Теперь можно было вызвать в лес не отца, а старшего сына. Таким образом, Дорошевичу не пришлось бы никуда отлучаться из города, не пришлось бы выдумывать причин, объясняющих начальству необходимость отлучки.

Взвесив все «за» и «против», мы передали через Морозова старшему сыну Дорошевича, Николаю, чтобы нашел повод побывать в определенный день в Свентицах.

В назначенный день Николай Дорошевич оказался в доме рыбака, встретился с нашими партизанами и получил от них точные указания, как давать сведения о вражеских эшелонах.

В середине октября наша рация смогла впервые отстучать в Центр более или менее подробные данные о железнодорожном узле Барановичи.

Николай Дорошевич получил также инструкцию, как поддерживать связь с нами через «почтовый ящик». Просили его, чтобы через пять — семь дней сообщил через Морозова, где будет «почтовый ящик», и порядок пользования им.

[120]

«Почтовые ящики» позволили сократить до минимума посещение партизанскими связными квартиры крайне важного нам человека, полностью обезопасить его.

Кроме того, они исключали возможность провала Дорошевича, если бы один из новых связных был схвачен: связной просто не знал, кто и что положил в «почтовый ящик».

А подпись под сводками ничего бы не сказала гестапо: Дорошевич подписывал сводки псевдонимом Варвашевич, а Варвашевичей в Барановичах было примерно столько же, сколько Ивановых в Москве.

Старого рыбака с той поры мы в Барановичи посылать почти перестали: он и его жена оставались единственными людьми, знавшими Дорошевича под его подлинной фамилией и в лицо, и могли пригодиться, случись что-то непредвиденное...

Ничего не ведал, в частности, о Дорошевиче, об его связях с нами и Курилов. Мы верили Курилову, поручали ему самостоятельные задания по депо Барановичи, но о Дорошевиче молчали. Этого требовало дело.

* * *

Итак, на железнодорожном узле Барановичи наши люди появились.

Но в городе существовали комендатура, заводы, аэродромы.

Их тоже следовало поставить под контроль.

Мы начали с аэродрома, где работал Иван Жихарь, тот самый, что, по словам Курилова, порешил на кривошинских хуторах полицая.

Выполняя приказ прощупать Жихаря, Николай Голумбиевский разузнал, когда этот парень приезжает в Кривошин, и однажды, словно ненароком, столкнулся с ним на улице.

Жихарь в это время сам искал встречи с партизанами: как многие другие жители Барановичей и Кривошина, он знал, что партизаны где-то рядом, что они совершают ежедневные диверсии на железных дорогах, нападают на немецких солдат и полицейских, рискнувших сунуться в лес.