Дар памяти

Miauka77

Каждый день уже четыре дня. Я слышала, как сеньора Мартина просила сеньора Гжегожа взять в монастырской библиотеке книги для сеньориты.

Книги? Что за книги?

Я в этом не разбираюсь, сеньорита Эухения Виктория. Книги про магию.

Значит, с ней Полина Инесса не могла говорить, а с Мартиной могла!

Сжав зубы, Эухения опустилась в кресло. Она достала палочку и стиснула ее в кулаке. Потом подбросила письмо и уничтожила его.

Мария Луиса оглянулась на нее, и что-то вроде понимания мелькнуло на простоватом лице. Эухения только отвернулась.

Огонь наконец-то загорелся, и Мария Луиса открыла банку с летучим порохом, чтобы насыпать в пиалу, стоявшую на камине.

Вам накрыть завтрак, сеньорита? –

спросила она. – Или я могу позвать сеньору Мартину.

Нет, - Эухения резко встала.

И какого черта? Она знала, что должна была радоваться тому, что сестра вышла из заточения, и, должно быть, пытается теперь что-то сделать опять с магией, но… Какого черта?

Она дошла до кухни и, обнаружив на столе под колпаком свой завтрак, наставила на него палочку. Потом заставила себя ее отвести, бросила на стол и расплакалась. Дверь позади открылась, и Эухения услышала приветственный возглас Мартины. Не ответив, она наскоро пробормотала умывающее заклинание и отрывисто приказала:

Сделай мне кофе.

Латте или по-венски?

Эухения вздрогнула. Это был уже перебор! В последнее время она просила делать латте, но всю осень пила только кофе по-венски. Хуан Антонио в начале сентября побывал в Вене в командировке и вернулся с несколькими хорошими рецептами.

Как у тебя получается захватить столько власти в доме? – неприязненно спросила Эухения.
– Ты сделала безмерную подлянку Хуану Антонио, разрушила наши отношения, мы до сих пор не разговариваем. Можно сказать, ты сломала ему жизнь, потому что вряд ли он скоро решится поверить какой-нибудь другой женщине. И все же ты после этого приходишь сюда, притворяешься все той же служанкой, как ни в чем не бывало. Никакого наказания за твой поступок. Мама тебя поддерживает, Ромулу тебя поддерживает, Хуан Антонио с его рыцарским характером уж подавно на тебя не злится, несмотря на всю боль, которую испытал. Для Марии Луисы ты, с тех пор, как выяснилось, что ты Раванилья, вообще даже не сеньорита, а целая сеньора. И вот уже мы все нуждаемся в тебе. Ты делаешь со мной уроки, Полина Инесса запирается с тобой в библиотеке, и мы все просим тебя не переезжать в Памплону. В чем секрет? Как тебе это удается?

Мартина обошла стол, левитируя под нос Эухении пустую чашку. Казалось, она нисколько не смутилась.

Вы хотите, чтобы я сожалела и чувствовала себя виноватой, - сказала она с понимающей улыбкой.
– Хуан Антонио - очень приятный молодой человек, и, безусловно, он не заслуживал, чтобы с ним так поступали. Но и я не меньше его не заслуживаю быть убитой, независимо от того, много во мне благородной крови или нет. И если бы я чувствовала себя виноватой и не простила себя, то это означало бы, что я хочу для себя мести и наказания. Ведь если кто-то виноват, он должен быть наказан. Получалось бы, что я живу прошлым, а прошлое, как считается, говорил Мезерали, прошло. Послушайте, если я буду считать виноватой Инес и желать ей наказания, я буду отнимать время, затраченное на эти мысли, от своей жизни, и вместо приятных и счастливых минут буду испытывать боль и скорбь, но это она разрушала мою жизнь, а не я. Я не хочу ее разрушать ни чужой виной, ни своей.

Но ведь это ты простила себя, а не мы тебя простили!
– возразила Эухения.
– Почему же мы тебя простили? Или, во всяком случае, согласились жить с той ложью, которая продолжается между нами сейчас.

С моей-то стороны нет никакой лжи, - продолжала улыбаться Мартина. – Мне нравится этот дом, мне нравитесь вы, ваши братья и ваша сестра. Мне нравится то, что я делаю – готовить и накрывать на стол. А что до того, почему меня простили… - Она задумалась.
– Думаю, что дело в том, что то, как мы относимся к себе, определяет и то, что с нами случается, и отношение к нам окружающих. Уважаем ли мы себя. Вы до сих пор чувствуете стыд и униженность из-за того, что случилось на ферме, и перестали быть той Эухенией Викторией, которой были еще в октябре. Раньше вы были здесь самой важной для всех своих

братьев и сестер, даже больше матери, любимая младшая сестренка, вас все баловали, и даже сеньор Эрнесто слушался вас и не смел сказать дурного слова, а теперь вы словно боитесь поднимать голову и общаетесь только с сеньором Гжегожем. Да и в отношениях с сеньором Гжегожем не решаетесь настаивать на своем. И даже не решаетесь спросить себя, действительно ли вы настолько влюблены в него или это всего лишь обычная благодарность больной к своему врачу и вам, например, уже больше нравится сеньор Фернандо. Ваша сестра из-за чувства вины перед вами и плохого отношения из-за этого к себе привела себя в обстоятельства, лишившие ее магии. Хуан Антонио чувствует вину из-за того, что поддался привороту, боится объясняться с вами и боится, что не сможет поспорить с сеньором Гжегожем и не заслуживает вашего доброго к нему отношения. И таким образом лишает себя хоть призрачного шанса заинтересовать вас.

Значит, для того чтобы все было хорошо, надо лишь хорошо относиться к себе? И неважно, как другие к тебе относятся, они изменят о тебе мнение?

Мартина пожала плечами.

Кто я такая, чтобы знать все? Я могу лишь рассуждать о том, что вижу в своей судьбе. Кстати, я ведь не единственная захватила власть в доме, - вдруг жестко сказала она.
– Несколько месяцев назад вы сеньора Гжегожа терпеть не могли, однако теперь он везде самый нужный. Даже сеньориту Веронику на занятия провожает именно он. Еще чуть-чуть и того гляди станет посредником между сеньором Эухенио и аптеками.

И развернувшись, Мартина пошла варить кофе.

Только поднимаясь к себе, Эухения поняла, что так и не узнала, чем же занималась Мартина с Полиной Инессой. Слова Мартины неприятно поразили во многом. Начиная с того, что та попала в точку про стыд и униженность, в которых Эухения так старалась не признаваться самой себе. Но, увы, это было правдой. Еще в ноябре она бы ни за что не оставила Полину Инессу одну: разнесла бы дверь в мастерской к чертовой матери Бомбардой и заставила выслушать себя, нашла бы аргументы в пользу помолвки с Бернардо, прожужжала бы все уши Хуану Антонио, чтобы он придумал план, как им извернуться со средствами, и так далее. Но теперь… теперь – нет.

И действительно ли она схватилась за Гжегожа потому, что надо было схватиться за кого-то? Потому что не было выбора? И откуда Мартина узнала про Фернандо? Он ведь был здесь всего два раза, и все в один и тот же день…

Откуда такая прозорливость? Поневоле вспоминались слова Полины Инессы про Мартину, про ее ауру. С другой стороны, сейчас Полина Инесса шушукается именно с Мартиной, и если Мартина – Раванилья, то у нее есть шотландские корни, а говорят, что шотландки – все провидицы.

Эухения почувствовала мимолетный стыд, вспомнив, что сказала Мартина про Хуана Антонио. С другой стороны, неужели она обязана любить его в ответ, только потому, что он ее любит?

Она взялась уже было за дверь своей комнаты, когда увидела Веронику Алехандру, идущую по коридору со стороны балкона. Та была с серой сумкой, с которой ходила на занятия, и в обычной темно-зеленой мантии, вполне похожей на школьную, с волосами, забранными в хвост, но что-то в облике ее было таким вызывающим, будто на самом деле она собиралась аппарировать прямо сейчас куда-то в квартал темных колдунов и заняться там проституцией.

Хорошего дня, сестрица, - сказала она, и это прозвучало так, будто у нее было какое-то несомненное преимущество перед Эухенией. И в ее взгляде Эухении тоже почудилась злобная усмешка.

Но в этот момент из своей комнаты вышел Гжегож, стряхивая невидимые пылинки с рукавов камзола, и взгляд Вероники Алехандры изменился. Теперь, проходя мимо и выходя на галерею, она смотрела на Эухению как на пустое место. Гжегож, коротко взглянув ей вслед, едва заметно усмехнулся и задержался, поцеловал Эухению нежно сначала в щеку, потом в волосы.

Не повезло тебе с погодой, - улыбнулся он и сжал ей руку.

Зато будет общий вечер у камина, - сказала она, пожимая ему руку в ответ.