Дар памяти
Шрифт:
– Я все сделаю, ты же знаешь, - шепчет Альбус.
Я срываюсь к нему и переворачиваю его на спину. Лоб в испарине, глаза открыты и смотрят на меня совершенно бессмысленно, как будто их владелец на самом деле за тысячу миль отсюда. Слава Мерлину, это был всего лишь бред!
На секунду его взгляд проясняется, лицо светлеет, Альбус ловит мою руку и успокаивается, засыпает.
Во вторник вечером он приходит в себя почти на целый час. Я сижу под лампой с малиновым – под цвет полога - абажуром рядом с зашторенным окном и читаю «Вестник зельеварения». Кстати, книга с подоконника исчезла еще в воскресенье, пока я ходил в подземелья готовить лекарство.
Северус, -
Да, директор?
Есть какие-нибудь новости про то, что случилось в доме Горбина?
Он спрашивает это каждый раз. Но ничего нового в «Пророке» не писали, а от Ричарда пока тоже вестей не было, кроме одного единственного слова «Нет», которое прилетело с вечерней воскресной совой. «Нет», которое означало, что в аврорате нет никакой Риты.
Нет, - говорю я тихо.
Тебя не трогали? – его голос чуть напряжен, и в нем почти явно слышится угроза – не мне. По крайней мере, мне так хочется думать, что не мне.
А должны были? Мне показалось, вопрос исчерпан. У меня неоспоримое алиби, - говорю я с усмешкой, - Приори Инкантатем показало, что последними заклинаниями были очищающие чары в большом количестве, а Сектумсемпра из моей палочки в жизни не производилась.
Каждый уважающий себя темный маг знает, как заставить палочку лгать, а уж про очищающие чары, когда мы обсудили идею алиби с Берилл, я подумал в первую очередь.
Альбус откидывается обратно на подушку.
– Да, исчерпан, - говорит он.
На этом моменте я решаюсь:
– Альбус, можете ли вы мне дать честное слово, что ваш друг не имеет к этому никакого отношения?
Он стискивает зубы. Молчит. Потом кивает.
Северус, - выцеживает он, - мой друг, весь вечер, начиная со времени примерно за час до твоего ухода, всю ночь и все утро провел у меня.
Черт! Вот зачем ему понадобилось перечислять все так… конкретно?! Хорошо, хоть про способы не рассказал. Где кто кого и как, снизу или сверху. Дыши, Снейп, дыши. Я стискиваю несчастный «Вестник» и прорываю пергамент. Ногти впиваются в ладони.
Так что о том, что он там лично был, не может быть и речи, - заканчивает Альбус. И раздраженно добавляет: – Как долго ты будешь здесь сидеть?
Как только выйдет весь яд, - с безмятежностью, которая, вероятно, будет стоить мне года жизни, говорю я. – Как только можно будет надеяться, что ваша печень и ваше сердце придут в норму.
Хорошо, - соглашается он. – Но ты покинешь мои покои, как только непосредственная опасность минует.
Мне хочется сказать что-нибудь ядовитое, в духе, не думает ли он, что я воспользуюсь своим нахождением здесь для своих низменных целей, но взгляд у Дамблдора такой, что я затыкаюсь.
К себе я возвращаюсь в среду рано утром, едва выслужив короткое «спасибо». В подземельях - дикая стынь, и я наскоро разжигаю камины во всех комнатах. Хоть кризис уже миновал и яд камнежорки вышел, я бы еще потянул время, но сегодня последний день перед полнолунием и надо доварить это адово волчьелычное. Хорошо еще, Люпина в этот раз замещать не придется. Вместо его уроков будет мое пропущенное зельеварение.
Нарезаю сушеные листья и сиреневые цветки волчеягодника и прокручиваю в голове узловые моменты, особенно ту фразу, которой Альбус фактически дал мне понять, что его друг мог устроить мне эту ловушку. «Так что о том, что он там лично был, не может быть и речи». Или я все неправильно понял? Маловероятно, чтобы Альбус выделил это слово без умысла, он же слизеринец до мозга костей.
Но зачем? Мерлин
Но все это в конечном итоге неважно. Ибо теперь я почему-то уверен, что Альбус на моей стороне. Может, из-за его идиотского, но шикарного поступка, когда он создал мне алиби. Неважно, по каким причинам. Или… «Северус, хороший мой». Во сне о тех, кого ненавидят, так не говорят, правда? Комок встает у меня в горле. Я сглатываю. Надо оторваться от него. Как можно скорее. Отойти как можно дальше. Может быть – это приходит мне в голову совершенно неожиданно, и я на миг замираю посреди лаборатории в шоке от самого себя – стоит завести другого любовника. Нет, не проститутку на одну ночь, а вот именно что любовника. Мне необходимо хотя бы сбрасывать напряжение. Потому что… потому что все зашло слишком далеко, и если историю с отворотными чарами можно было бы списать на случайность, то засаду в горбинском доме на случайность уже не спишешь. Впрочем, я и тогда предполагал, что ничего случайного там не было. Ведь чары были настроены непосредственно на меня.
Не сплю, да. Но выглядит все это так, как будто Альбус до сих пор ко мне небезразличен, хоть и держался за руки с ним. Или ко мне, это просто желание? Похоть? Привязанность, в конце концов?
Однако что-то мне подсказывает, что Альбус не из тех, кто делит себя на нескольких человек сразу. Однажды мы подкалывали друг друга на тему министра, и я шутливым тоном сказал, что не потерпел бы, если бы Альбус изменил мне. На что он вполне серьезно ответил, что однажды у него в жизни было два любовника одновременно, и что этого он до сих пор не может себе простить. Больше ничего мне из него выудить не удалось. Но в те одиннадцать лет я был склонен полагать, что он дорожил нашими отношениями. Во всяком случае, он никогда не провоцировал меня на ревность, и мы не расставались больше, чем на пару недель, в которые он гостил у друзей или путешествовал, в то время как я варил зелья для аптеки Формана у себя в тупике Прядильщиков.
Привязанность. Что ж, если так, то тем более, надо осуществить мой план скорее. В мире полным полно волшебников-геев, кроме Альбуса, которые могут меня привлечь. Встало же у меня на Малфоя!
У магглов есть поговорка: «Помяни черта, и он появится!» За завтраком я получаю сразу несколько писем. Одно из них приносит филин Малфоев: Люциус уведомляет, что собирается навестить сына и зайдет ко мне сегодня вечером часов около шести. На самом деле это означает просьбу воспользоваться моим камином, так как в слизеринской гостиной камин для посещений и разговоров заблокирован, а через Хогвартс после прошлогодней выходки Люциусу идти не хочется, чтобы не сталкиваться с Дамблдором. Но Малфои не опускаются до просьб, принимая все, что им нужно, с улыбкой величайшей милости на лице.
Во всяком случае, старшие. Драко для этого не хватило бы выдержки. У него есть задатки лидера, но в Слизерине он лидер только благодаря положению отца. Его и слушаются-то по-настоящему только Крэбб и Гойл. Посмотрел бы я, как Драко попробовал бы командовать, к примеру, сыном старого Нотта. Люциус Драко пережал, а Нарси балует, вот и получилась смесь претензий, надменности и слабой воли, желания учиться, внимательности и хороших способностей с необузданной ревностью, нетерпением и подчас полным отсутствием самоконтроля.